Переосмысление заикания
Шрифт:
Дворники у него не работали.
Я забеспокоился. Проехал еще несколько секунд, прежде чем осознал, что моя рука потянулась к переключателю и выключила дворники. Большая черная машина скрылась в сумерках, а я понял, что с превеликим трудом высматриваю что-то через муть, которая появилась на стекле.
«Подожди-ка! – сказал я вслух громко. – ПОЧЕМУ я ЭТО СДЕЛАЛ? Я ничего не вижу сквозь это чертово стекло!»
«Ты прекрасно знаешь, почему ты выключил дворники, – ответило мое второе я. – Потому что они не работали у черного “Мустанга”».
«Отлично, черт меня дери! – воскликнул я. – Предположим, я не выключил бы дворники. Что бы произошло?»
«Ну… –
Я уже вряд ли видел черную машину вдалеке. Она только что свернула на Арми-стрит. Я не знал никого, кто жил бы на этой улице.
«Но я не знаю его. Он не знает меня. Возможно, что мы никогда не встретимся в этой жизни. И даже если я столкнусь с ним на улице или на вечеринке, очень маловероятно, что он меня узнает и завопит, чтобы все слышали: «Я знаю тебя! Ты тот самый чудик, который 12 декабря прошлого года ехал по 101-му хайвэю со включенными дворниками, когда у всех они были выключены».
Этого никогда бы не случилось.
Зачем же мне нужно было выключать мои дворники?
Тогда это меня поразило. Я выключил их потому, что не желал отличаться от других. Не хотел казаться странным…
САМОМУ СЕБЕ.
И так было со времен моего детства. Я не хотел говорить по-смешному или делать что-то, что отличало бы меня от других людей. Я желал быть принятым, быть «своим». Поэтому я всегда воздерживался делать то, что выставляло бы меня как-то особняком.
И было совсем иначе, когда я был один. Я мог разговаривать сам с собой, глядя в зеркало, или читать вслух, не испытывая никаких проблем. Но как только кто-то появлялся в поле моего зрения, мой внутренний сторож давал мне пинка, и я сразу начинал оценивать себя. Как я это делаю? Правильно ли? Все ли у меня в порядке? Я рассматривал и оценивал себя глазами другого человека. И именно тогда я начинал заикаться.
В реальности, кроме как спросить, не было другого способа узнать, что действительно думает обо мне другой человек. Но на практике это не имело бы смысла: я всегда проецировал на другого человека то, что думал сам о себе. Реакцией на эту проекцию было заикание.
С каждым ли это происходило? Конечно, нет, т. к. не каждого человека я квалифицировал как соломенное чучело, способное отражать мои чувства. Я никогда не заикался в присутствии двухлетнего ребенка, т. к. не мог спроецировать на него свою оценку себя. Я не заикался с Дитто, моей собакой.
Для того чтобы кто-то мог запустить мои страхи по представлению самого себя в обществе, он должен был быть достаточно взрослым и умным, иначе я бы не мог воспринимать его в качестве критика.
Когда мое самосознание так сработало в первый раз?
Могу только предположить, что в раннем детстве. Когда я заключил, что для того чтобы тебя любили, ты должен представать перед глазами людей в приемлемом для них образе. Взрослея, я продолжал все ту же игру: я переносил образ судьи на любого, кого находил подходящим для этой роли – учителей, водителей автобусов, владельцев магазинов, да вы и сами их назовете.
Почему я это делал?
Согласно концепции транзактного анализа, когда мы растем, мы учимся играть три главные роли: ребенок, родитель и взрослый. Двигаясь по жизни, мы перерастаем и меняем эти роли в зависимости от типа взаимоотношений, в которых мы находимся, и от того, что происходит. Но складывается такое впечатление, что большинство людей, которые заикаются, выбирают для себя постоянный сценарий «родитель-ребенок».
Годами я не мог приехать на заправку и сказать «залейте полный» без того, чтобы не испытать
Есть много людей, которые заикаются и чувствуют себя, как дети, всякий раз, когда им приходится снимать трубку телефона, или боятся, что их оценивают, когда кто-нибудь входит в комнату. Для тех, кто несет такой груз, – единственным решением будет превозмочь себя и увидеть мир не таким, каким он кажется… а настоящим. Случается, что иногда я все еще испытываю дискомфорт, когда мои дворники включены в то время, как у других они выключены. Старые ощущения еще здесь. Возможно, я никогда не преодолею их полностью. Но вместо того, чтобы автоматически выключать мои дворники, я говорю себе «стоп!» и спрашиваю себя: «Что ты хочешь?» Я выясняю, что важнее: моя потребность быть как другие люди или действия, которые позволят мне быть самим собой. Обычно после этого я становлюсь более адекватным и могу выбрать то, что необходимо мне на самом деле, чтобы чувствовать себя нормально.
Если все же старое дает о себе знать, если для меня все еще важно, чтобы другие водители на хайвэе принимали меня как своего, я расцениваю это как признак того, что не все взаимоотношения в моей жизни складываются нормально. Где-то что-то идет не так. Я не нравлюсь самому себе и пытаюсь понять, что же происходит в действительности.
Мне не всегда удается точно распознать проблему. Но уж точно я понимаю одну вещь. А именно: дело не в каком-то анонимном водителе черного «Мустанга», одобрения которого я жду.
Проблема во мне самом.
Вы можете контролировать то, как другие видят вас
Друг однажды дал мне очень полезный совет. «Ты хотел бы контролировать то, как другие люди воспринимают тебя?» – спросил он.
Я в таких вопросах полный профан.
«Это просто, – продолжал он. – Сыграй тот образ, в котором ты хотел бы, чтобы тебя видели. Люди не будут знать, настоящий это ты или нет. Большинство из нас не старается разглядеть что-то сверх очевидного. Поэтому мы заглотнем то, что ты нам предложишь».
Это правило действовало вовсю на последнем ежегодном собрании Национальной Ассоциации Заикающихся.
Люди, которые никогда раньше не выступали перед большой аудиторией, шли к микрофону и, объявив, что они напуганы до смерти, начинали рассказывать о себе так, как если бы они имели многолетний опыт подобных выступлений. Я бы проголосовал за любого из них.
Размышления о фразе «действуй так, чтобы тебя воспринимали, как ты хочешь» напомнили мне смешной случай, который произошел со мной 29 лет назад. Это было спустя год после того, как я закончил колледж. Я жил вместе с моим приятелем Доном в апартаментах на 84-й Вест-стрит в Нью-Йорке. Мы с ним учились вместе в школе. Он был любитель погулять, хороший спортсмен, с четкими чертами лица и грубоватым шармом. Это был мой самый старый друг, и мы весело проводили время вместе. Было в Доне кое-что, что очень меня занимало. Он был абсолютно несознательным человеком. Ему было наплевать, что другие о нем думают. Как же мы с ним различались в этом вопросе. Я рос с проблемой заикания и был сверхчувствителен к тому, что (как я сам представлял) люди думают обо мне.