Переосмысление заикания
Шрифт:
Девочки продолжали наблюдать за мной, но с безопасного расстояния. Потом, одна за другой они направились в школу, а Дорис, я и наш маленький гид продолжили экскурсию по медине.
Я был расстроен случившимся и переживал по этому поводу несколько дней. Это не поддавалось разумному объяснению. Казалось, что само по себе событие не должно иметь такого значения. Однако я сильно мучился и не мог выйти из этого состояния. Отчего моя реакция оказалась такой продолжительной и острой? Какое вообще значение имел для меня этот случай?
Что-то меня заинтриговало. Чувства были знакомы. Я уже испытывал их раньше. Но где?
О
Это было как озарение. Оно пришло ко мне, когда мы покупали безделушки в маленьком магазинчике.
Я боялся быть не как все. Быть другим означало то, что люди могут отвернуться от меня, что я потеряю с ними контакт.
Мой страх быть не как все имел очень важное значение в жизни. Пока мы ехали, наблюдая безлюдный марокканский пейзаж, к обширным рынкам Фезы, я по-всякому обыгрывал свою мысль. Я спрашивал самого себя: «Предположим, что все четыре миллиарда человек в мире заикаются. Предположим, что заикание – норма. Были бы тогда мои речевые ступоры проблемой?»
Конечно, нет.
Что я понял тогда, когда мы ехали по хайвэю, наблюдая застывший пейзаж, так это то, что мои отрицательные чувства по поводу того, что я – заика, никогда, даже в самые тяжелые мгновения не были связаны с заиканием. Я боялся быть другим, боялся выглядеть странным. Я хотел быть как все другие люди. Хотел, чтобы им было комфортно общаться со мной. Хотел принадлежать к их сообществу. Поэтому, стараясь ни в коей мере не расстраивать других людей, я постоянно менял и регулировал себя, создавая такой образ, который им понравился бы, потому что я считал, что нравиться людям – это единственное, что мне оставалось. К сожалению, за то, что я менял себя в угоду другим, мне пришлось заплатить – я потерял контакт с самим собой, с тем, кем я был на самом деле.
Это тяжело было принять. Но это было так. Годами я позволял контролировать себя другим людям, тем, кто, как я полагал, сделает меня нормальным, а по сути – всем. Я разрешал им определять мою жизнь просто потому, что считал, что мне от них что-то нужно. Я сделал бы что угодно, лишь бы не отличаться, и поэтому всегда сдерживал свои естественные порывы, если чувствовал, что могу быть за них осужден. Годами я ограничивал себя в речи, и это сдерживание энергии лишь усиливало мои речевые ступоры. Теперь я мог видеть совершенно ясно, что самоосуждение и сдерживание себя все еще присутствуют в моей жизни. Сказать по правде, я не допустил того, чтобы реакция девочек помешала мне контактировать с ними. Это было хорошо. Но внутренне я весь сжался от того, что они отпрыгнули от меня.
Я воспринял это на свой личный счет.
Со времени нашей поездки в Марокко прошло тридцать пять лет, но та неожиданная утренняя встреча в Чечауне во всех деталях до сих пор стоит у меня перед глазами. Я знаю, что всегда должен помнить об этой моей сверхчувствительности на реакцию других людей. Если я сдерживаюсь или извиняюсь за то, что такой, какой есть, или пытаюсь представить
Моя марокканская встреча была полезна, потому что показала мне, насколько я еще зависим от одобрения других людей. А как насчет вас? Позволяете вы людям реагировать так, как они хотят, даже если их реакции не совпадают с вашими желаниями? Или вы все принимаете на свой счет?
Вы сдерживаете себя только в речи или и в других жизненных ситуациях тоже?
Насколько большую часть самого себя вы готовы отдать для того, чтобы кто-то другой сказал, что вы нормальный?
Насколько сильно вы проклинаете свое заикание за неспособность делать то, что вы хотите делать, тогда как в реальности ваша проблема, возможно, лишь в том, что вы теряете свою энергию?
Ели вы постоянно тормозите и воюете при речи, готовы ли вы смотреть этой проблеме в лицо? Или вы вынуждены скрывать, что с вами происходит в реальности, только чтобы чувствовать, что ничем не отличаетесь от других?
Если вы боитесь оказаться не таким, как все, то как начать говорить и делать то, что важно для вас? И если вы не показываете нам реального себя, тогда как вы собираетесь покончить с тем защитным поведением, которое лежит в основе всех речевых ступоров?
Мое избавление от заикания началось тогда, когда я был готов отвечать за то, что думал и чувствовал, был готов не скрывать проблему. Я должен был не избегать рискованных ситуаций, испытывать дискомфорт, выходящий за привычные мне рамки, – и в то же время не скрывать, кто я такой и что я чувствую. Мне нужно было создать ситуацию, при которой мне было бы комфортно быть самим собой.
Покончить с этим защитным поведением мне помогло осознание того, что на самом деле мы все разные. Нельзя сказать, что отличие – это плохо или это хорошо. Мы такие, какие есть, несмотря на то что кто-то другой об этом думает. Понимая, кто мы такие и осознавая собственную уникальность, мы гораздо полнее можем использовать наши возможности, а это, в свою очередь, ведет к более легкой и выразительной речи. Когда мы высвобождаем эти наши возможности, люди относятся к нам позитивно, и не важно, заикаемся мы или нет – сказал однажды Рас Хиггс, член Национальной ассоциации заикающихся, когда выиграл Третий Региональный Конкурс юмористических Скетчей в борьбе с 30 000 членами клубов ведущих.
Для марокканских девочек, которые теперь совсем взрослые, тот американец с «мышкой в руках», возможно, остался просто приятным и забавным воспоминанием. Для меня – это напоминание того, что хотя заикание и ушло, мышление остается прежним и что впереди еще много работы.
Часть 3
Все зависит от точки зрения
Еще в школе мне стало очень любопытно, что же происходит с моей речью. Чем больше жизненного опыта накапливалось, тем больше я видел, насколько тесно речь связана с аспектами жизни, на которые я даже не обращал внимание.