Переписка 1826-1837
Шрифт:
4. Г. Сенковский не употребляет местоимений сей и оный.
Из шутки бар. Брам.[беус] завел сурьозный процесс в каком-то фантастическом департаменте. И всякая шутка должна иметь границы, а продолжительная делается приторною и наконец наскучает.
„Вольно же было публике, — говорит г. А. Б., — и даже некоторым авторам принять ее за чистую монету“ — „Mais, si ce n’était que plaisanterie, pourquoi nous mistifier de la sorte?“ [1456] — Не слишком ли это дерзко? — И не так ли же дерзки вышеприведенные слова г. А. Б.?
1456
Но, если это была только шутка, зачем же дурачить нас таким образом?
5. Г. Сенковский имеет около 5000 подписчиков.
Этого рецензент Современника не ставит в обвинение г. Сенковскому и, вероятно, не из зависти упомянул об этом. Но Биб.[лиотека] для Чте.[ния] имела 5000 подписчиков, теперь же, как и нам известно, число их значительно
Не могу понять, какие статьи г. Сенковского достойны занять место в лучших европейских журналах? — Не та ли, между прочим, где он говорит, что лице герцогини Абрантес задорно (Б. д. Ч.1834 г. № 4, Смесь, стр. 43)? — Извините! так говорят только в неприличных местах.
„В показаниях его (г. Сен.[ковского]) касательно Востока, — говорит г. А. Б., — мы должны верить ему, как люди непосвященные“. — Этим-то и пользуется г. Сенковский — не идти же нам на место уличать его… Он до такой степени пристрастился к Востоку, что всё, по крайней мере, всё в литературе, делает по-восточному — да простит ему Магомет!
„Он издает Библиотеку, — продолжает г. А. Б., — с удивительною сметливостию, с аккуратностию, к которой не приучили нас русские журналисты“. — Этому надо отдать справедливость; но и сметливость, правда, удивительна! —
Г. А. Б. от лица своей публики, как видно, благодарит г. Сенковского.
1. За разнообразие статей — мне они кажутся очень однообразны.
2. За полноту книжек — но говорят — велика Федора…
3. За свежие новости европейские, — но все они искажены и многие выдуманы, и
4. Даже за отчет о литературной всячине. — Не знаю, что рецензент называет всячиною, неужели это значит: отчет о литературе? — C’est par trop fort!.. [1457] Но в отчете не добьешься никакого толку, не знаешь, что хочет сказать критик — хвалит ли он сочинение, или бранит, и вообще в его отчетах заметен тон какого-то презрения, негодования, даже какая-то желчная злость. — Может быть в Твери это нравится, но я здесь изложил мнение нашей южной публики, — я только отголосок этого мнения.
1457
Это уж чересчур!
Так как главный предмет письма г. А. Б. есть защита г. Сенковского, то прочие пункты я оставляю без рассмотрения и кончаю здесь мое письмо, прося Вас покорнейше — дать ему место в издаваемом Вами журнале.
С истинным почтением честь имею быть
Вашим, Милостивый государь! покорнейшим слугою. Петр Мартос.
1836 года Октября13 ч.[исла] Одесса.
Вчерашняя посылка твоя мне драгоценна во всех отношениях и останется у меня памятником. Право, жалею, что государственная служба отняла у нас историка. Не надеюсь тебя заменить. Прочитав эту номенклатуру, я испугался и устыдился: большая часть цитованных книг мне неизвестна. Употреблю всевозможные старания, дабы их достать. Какое поле — эта новейшая Русская история! И как подумаешь, что оно вовсе еще не обработано, и что кроме нас, русских, никто того не может и предпринять! — Но история долга, жизнь коротка, а пуще всего, человеческая природа ленива (русская природа в особенности). До свидания. Завтра, вероятно, мы увидимся у Мясоедова.
Сердцем тебе преданный А. П.
14 Окт.
Я согласен со мнением 39 №. Нечего для двадцатипятилетнего юбилея изменять старинные обычаи Лицея. Это было бы худое предзнаменование. Сказано, что и последний лицеист, один будет праздновать 19 октября. Об этом не худо [повторить] напомнить.
№ 14.
[Приписки:]
[Неизвестный лицеист: ] Согласен с мнением № 14 и № 39. № 40.
[А. И. Мартынов (?):] С № 39 сог.[ласен]. № 33.
[П. Н. Мясоедов: ] С № 39. № 41.
[С. Д. Комовский: ] С № 39. № 35.
Баргузин, 18 октября 1836 года.
А. С. Пушкину.
Не знаю, друг Пушкин, дошло ли до тебя, да и дойдет ли письмо, которое писал я к тебе в августе; — а между тем берусь опять за перо, чтобы поговорить с тобою хоть заочно. В иное время я, быть может, выждал бы твоего ответа; но есть в жизни такие минуты, когда мы всего надеемся, когда опасения не находят дороги в душу нашу. — Grande nouvelle! [1458] Я собираюсь — жениться; вот и я буду Benedick the maried man [1459] , а моя Beatrix [1460] почти такая же little Shrew [1461] , как и в Much Ado, старика Willy [1462] . — Что-то бог даст? — Для тебя, поэта,
1458
Большая новость.
1459
Бенедиктом — женатым.
1460
Беатриче.
1461
маленькая ворчунья.
1462
„Много шуму [из ничего]“ […] Вилли [Шекспира].
19. Октября.
[1.] Шумят, бегут часы: их темный вал Вновь выплеснул на берег жизни нашей Священный день, который полной чашей В кругу друзей и я торжествовал. Давно! — Европы страж, седой Урал, И Енисей, и степи, и Байкал Теперь меж нами… На крылах печали Любовью к вам несусь из темной дали. 2. Поминки нашей юности! — И я Их праздновать хочу; — воспоминанья, В лучах дрожащих тихого мерцанья, Воскресните! — Предстаньте мне, друзья! Пусть созерцает вас душа моя, Всех вас, Лицея верная семья! Я с вами был когда-то счастлив, молод: Вы с сердца свеете туман и холод. 3. Чьи резче всех рисуются черты Пред взорами моими? — Как перуны Сибирских гроз, его златые струны Рокочут… Песнопевец, это ты! Твой образ свет мне в море темноты. Твои живые, вещие мечты Меня не забывали в ту годину, Когда уединен, ты пил кручину. 4. Когда и ты, как некогда Назон, К родному граду простирал объятья, И над Невою встрепетали братья, Услышав гармонический твой стон: С [Чудского озера] седого Пейпуса, волшебный, он Раздался, прилетел и прервал сон, Дремоту наших мелких попечений, И погрузил нас в волны вдохновений. 5. О Брат мой! Много с той поры прошло: Твой день прояснел, мой — покрылся тьмою; Я стал знаком с Торкватовой судьбою, И чтож? — Опять передо мной светло! Как сон тяжелый, горе протекло; Мое светило из-за туч чело Вновь подняло; гляжу в лице природы: Мне отданы долины, горы, воды. — 6. И, друг, хотя мой волос поседел, А сердце бьется молодо и смело, Во мне душа переживает тело: — Еще мне божий мир не надоел. Что ждет меня? — Обманы наш удел. Но в эту грудь вонзилось много стрел, Терпел я много, обливался кровью… Что? Если в осень дней столкнусь с любовью?—
Размысли, друг, этот последний вопрос — и не смейся, — потому что человек, который десять лет сидел в четырех стенах и способен еще любить довольно горячо и молодо, — ей богу! достоин некоторого уважения. Целую тебя.
Вильгельм.
Вы требуете от меня того, об чем я сам хотел просить Вас; у меня есть человечек-машинка, который очень исправно переписывает ему совершенно непонятное. Его рукой писано [писано] письмо мое и мною даже не подписано. Вот вам доказательство, что я не ищу его известности; оно писано для одного. Надобно было быть уверену в его уме и проницательности, чтобы осмелиться так писать. Он один сквозь некоторую досаду мог увидеть беспредельную к нему любовь и преданность: его талант поставил выше мелочей обыкновенного самолюбия. Он может не уважить мнением моим, но чувства, я знаю, всегда уважал. — Я болен, без того бы сам к вам явился. Я чувствую [1463] простуду и в то же время моральную болезнь, какое-то непонятное лихорадочное беспокойство. Нежную, обожаемую мать разругали, ударили при мне по щеке; желание мести и бессилие меня ужасно тревожит. — Я ожидаю от Дим.[итрия] Ник.[олаевича] извещение когда удобнее ему будет дружески, по Арзамасски, побеседовать с вами.
1463
чувствую переправлено из начатого прост[ужен]