Перешагни бездну

Шевердин Михаил Иванович

В пучину изумления и океан недоумения погрузился Началь­ник Дверей господин Абду Хафиз при виде Молиара. Уезжал он из Кала-и-Фатту вороной, а предстал сейчас на пороге павлином е радулкным веером хвоста.

Тогда, темной предрассветной порой, в серой дервишеской мирке тайком Молиар покидал эмирский дворец после памятного разговора с Бош-хатын. Воровски провожал его Начальник Дверей в конюшенный двор, выбрал ему невзрачного конька и даже не обернулся на прощание, когда заскрипели створки ворот. Мо­лиар исчез, и Бош-хатын не вспоминала о нем, будто его

и не было.

А сейчас Хаджи Абду Хафиз шагал, постукивая посохом, через всю анфиладу залов дворца и с важностью, подобающей Началь­нику Дверей, провожал Молиара, но уже не того потаенного полу­монаха, иолукоммерсанта, жалкого базарчи с суетливыми глазами и с уклончивой какой-то внешностью. За Начальником Дверей шел, нет, шествовал совершенно новый Молиар, их дородство ку­пец, коммерсант Молиар, доверенное лицо их высочества, самой эмирши госпожи бегим Бош-хатын. Внешне этот Молиар даже не походил на того Молиара, прозвище которого — Открой Дверь — неведомыми путями проникло во дворец Кала-и-Фатту.

Нет, теперь перед Ишикочем предупредительно распахивали двери и махрамы — стражи, и гулямы — прислужники, и приврат­ники, и стражники, и даже собственноручно сам всемогущий це­ремониймейстер Начальник Дверей.

В лоснящемся атласном цилиндре, в превосходно сшитом фра­ке с розочкой в петлице, в брюках с дипломатической складочкой, в лаковых ботинках с белыми замшевыми гетрами на черных круглых пуговичках, с фунтовой золотой цепочкой поперек атлас­ной жилетки господии Молиар являл собой некоего визитера с дореволюционной открытки «Христос воскрес!». Не хватало у него роскошного, отделанного золотым орнаментом фарфорового яичка, с коим чиновники Российского политического агентства в Бухаре наносили в старое доброе время праздничный визит госпоже бе­гим Бош-хатын в Бухарском арке. Но из всего этого «комильфот-ного» великолепия выглядывала все та же опухлая, плохо выбри­тая физиономия с кустистыми чернущими бровями и с теми же суетливыми глазками, которые подозрительно зыркали по сторо­нам и настороженно следили за двумя сансами — конюхами, сгибавшимися под громадными подносами с европейскими дарами. Разнообразие их и богатство наглядно демонстрировали, на­сколько успешно господин Молиар выполнил свою высокую мис­сию в Европе.

И выслушанный госпожой Бош-хатын доклад представлял со­бой образец деловитости и обстоятельности, успехов и благополу­чия. Дары и сувениры произвели весьма благоприятное впечатле­ние. Удовлетворение Бош-хатын выразилось в том, что дастархан, расстеленный для Молиара по поводу его прибытия, превосходил обилием и разнообразием все, чего можно было бы пожелать,

— Привез? — спросила Бош-хатын.

— Что?

— То, чем можно подмаслить... тех в Москве.

— О госпожа мудрости, разве я мог вести на поводку верблюдов с…

—Проклятый! Значит, ты ничего не сделал, болтун! — она говорила зло, хрипло.

Хихикнув, Молиар извлек из глубины кармана бумажник. Медленно, с ужасной важностью он раскрыл его и двумя пальцами вытащил сложенный вчетверо лист бумаги. Разворачивал он его и разглаживал целую вечность. Бош-хатын при всей своей грузности, кряхтя, подпрыгивала на бархатных подушках с живостью семилетней девочки и нетерпеливо покряхтывала.

—

Извольте прочитать! — напыжился важно Молиар.— Читай­те доверенность!

— Что здесь написано, сын греха? — Бош-хатын с вожделением гладила пальчиками дорогую шелковую венелевую бумагу, кото­рая гак приятно хрустела в руках.

— «Доверенность»!

—Доверенность?

— Доверенность госпожи эмирши, мадемуазель Люси д'Арвье ла Гар,— отобрал небрежно бумагу Молиар.— Но, но! — остановил он Бош-хатын, попытавшуюся вырвать у него из рук документ.— Эта доверенность ничего не стоит еще без одной подписи. Реши­тельно ничего.

— Проклятый бездельник! Опять! Какая подпись?

— Не подвергайте свое драгоценное сердце треволнениям, гос­ложа. Вам ничего не стоит получить то, что изменчивая судьба домешала мне, скромному смертному.

Да, Молиар не мог и здесь не побалагурить.

— Как? Какая судьба?

— Хлопните в ваши уважаемые ладошки и повелите привести сюда ее высочество принцессу Монику-ой. И пусть отнесутся к ней со всем вниманием и почтительностью, ибо от неё теперь зависит всё. Ей дано раскрывать и закрывать. Ференги, крючкотворы, адвока­ты, юрисконсульты определили и постановили: на доверенности необходимы четыре подписи: господина эмира — она вот, ваша, госпожа,— она есть, и... госпожи Люси! О, сколько усилий и уме­ний стоило мне заполучить её, прошу не забыть нас своими мило­стями! И подпись госпожи Люси мы имеем. И, наконец, необходи­ма подпись девушки Моники, принцессы. Зовите Монику! Но что с вами?

Обычно красно-бурачное лицо Бош-хатын приобрело сине-сливовый оттенок.

— Её, проклятой, здесь нет.

— Не проклинайте её. Она не заслужила! Не смейте!

— Это ещё почему, господин хороший!

— Потому, госпожа, что без подписи уважаемой принцессы вы не сможете получить и одного рубля из стальных шкафов банка «Ротшильд фрер» в Женеве и Париже! Где девушка? Куда вы дели девушку?

В его голосе звучало столько беспокойства, что Бош-хатын на­сторожилась. Она хитренько сощурила глазки и сладенько заго­ворила:

— А что это, господин Молиар, вы прозевали девчонку, а? Ведь Моника-то должна была быть в городе Женив, когда вы, набрав полный кошель денег у меня, отправились в свое хитроумное путе­шествие? А теперь вы ищете иголку по всему свету, а?

Нетрудно было понять, что Бош-хатын отлично знает об исчез­новении Моники, радуется этому и, возможно, причастна к этой истории.

— Клянусь,— быстро пробормотал Молиар,— если только с ней что-либо случилось, я... мы...

Он уже угрожал, и Бош-хатын даже испугалась его глаз. Но она предпочла не выводить Молиара из себя.

— Ваша драгоценная принцесса порхает по свету. И я тут ни при чем. И господин эмир, мой супруг, ни при чем. Словом, Бу­харский центр не повинен в том, что у вас, господин хитрости, уве­ли девчонку.

— Не смейтесь, госпожа. Где Моника? Она мне нужна столько же... э... сколько и вы. Без неё, без её подписи...

Бош-хатын заважничала:

— Помните, господин Молиар или Как Вас Там, вы мне, пове­лительнице, уже посмели задавать вопросы про эту дочь греха. И тогда я вам сказала: «Не знаю!» И тогда я взаправду не знала.