Перешагни бездну

Шевердин Михаил Иванович

Новые неприятности ждали в тот день Алимхана. И в самом деле утренний паук оказался вредной приметой. Надо приказать убрать паутину.

Явился Мукумбаев. Он всегда являлся без предупреждения. И хотя его знали как верного слугу их высочества, наедине с эмиром он держался бесцеремонно.

Пришел Мукумбаев в ятакхану без приглашения, уселся и по­требовал чаю. Он вел себя хозяином. Его ничуть не беспокоило, нравилось это или не нравилось эмиру. Сеид Алимхан испугался. Мукумбаев должен был находиться в Женеве, а от Женевы да Кала-и-Фатту не близко.

«Когда же он успел... прискакать?..» —

думал эмир, но старал­ся благосклонно улыбаться. Озабоченный вид Мукумбаева не сулил ничего приятного. Очень хотелось Сеиду Алимхану отложить разговор или хоть оттянуть его, но министр сразу приступил к делу.

— Девушка исчезла!

— К... какая девушка?

— Девушка... ваша дочь... Моника-ой... Вы ее признали своей дочерью...

— Говорите: исчезла... гм... Как исчезла?

— Ее нет в Женеве.

— Что же случилось? — Казалось, что эмир действительно взволнован.

— Такое хорошо задуманное дело пошло прахом. Обо всем до­говорились, все подготовили и... опять!

Без видимой логики Мукумбаев заговорил о предстоящем кон­грессе халифатистов в Каире и выразил неудовольствие:

— Ваша бездеятельность, господин, уронила Бухарский центр в глазах Европы. Еще в двадцать шестом году на конгрессе халифатистов в Каире многие великие умы ислама жаждали видеть вас халифом всех мусульман. Лишь Персия, Турция, Афганистан вос­противились. Из-за чего? Из-за вашей приверженности к устаре­лым догмам. Тогда, помните, отложили решение, чтобы вопрос со­зрел. Ждали, что вы поймете требования времени. Сумеете налить « кувшин новое вино.

Ужасно неприятный разговор. Крупитчато-белое лицо Алимха­на пошло пятнами.

— А что?

— Мы же договорились. Панисламизму необходимы новые одежды. Наш духовный отец, боец за мировое исламское государ­ство Джемальэддин Афгани нашел способ сделать панисламизм знаменем тех; кто идет сражаться против колонизаторов. Нам ну­жен ислам, как наднациональная, надклассовая общность. Лозунги религии в форме панисламизма нам подходят исключительно для консолидации государств в Азии и вообще на Востоке. Мы за союз мусульманских государств под знаменем халифата. Но мы катего­рически против теократического государственного строя на ре­лигиозной основе. Кто поверит,— для этого нужно быть полити­ческим слепцом, — что семьдесят миллионов мусульман Северной Индии жаждут сделаться подданными бухарского эмира, князька грязном, пыльной, отсталой Бухары, пусть Алимхан называет себя хоть двадцать раз халифом правоверпых. Что ж, вы думаете заставить мусульман, образованнейших профессоров Лахорского университета, или мусульман — блестящих офицеров, окончивших военное училище «Сандхерст», целовать вашу грязную туфлю? Воображаете, что ради религиозных бредовых сказок советская узбекская молодежь, образованная, просвещенная, пойдет в ярмо к средневековому тирану, отмахнется от всего, что ей дала Совет­ская власть, и предпочтет виселицу у подножия Арка и палки?

От всех упреков Сеид Алимхан буквально осовел.

— Письма сочинял мулла Ибадулла Муфти... Он правоверный... мало-мало фанатик... и... немного туповат... так сказать...

— А вы взяли и поставили под письмами свою большую печать, вы поставили собственноручную подпись! — перебил Мукумбаев. — И где? Под призывом к джихаду, газавату, к набившей оскомину исламской священной войне, к резне всех немусульмап, к истреб­лению так называемых кяфиров. Мы тоже за джихад. Но мы, но­вые халифатнсты,

смотрим на священную войну как на лозунг восточного фашизма...

— Чего-чего? Фа-шизма?..— поперхнулся эмир.

— Об этом потом... Нам нужен лозунг, способный привлечь массы правоверных к нам и помешать всяким там республиканцам, либералам, прогрессистам захватить влияние среди мусульман. Мы понимаем джихад как движение мусульман под руководством достойных уважения людей — помещиков, баев, промышленников, коммерсантов, банкиров, держащих в своих руках поводья прав­ления. Единство мусульман мы противопоставим коварным и гнус­ным домогательствам черни захватить власть. Нам, людям новых веяний, религия ислам нужна, чтобы затыкать уши и рты тем про­клятым, кто кричит о классовой борьбе. Вот какой джихад нам ну­жен. А что мы читаем в ваших воззваниях? Призывы к поголовной резне всех немусульман. Вы, господин, живете тысячу лет назад. А что скажут англичане, едва держащие в повиновении десятки миллионов мусульман в Индии и других своих колониях? А что скажет Франция, у которой все так и бурлит в Алжире и Сирии? А ведь у французов, господин, ваши деньги! Вдруг они наложат секвестр на ваши счета в «Банк де Франс»! А что скажет наш друг Муссолини? Нам лишиться его поддержки нельзя.

Говорил один Мукумбаев.

— А российские царские генералы? Что? Захотят они поддер­жать вас, эмира, который призывает в своих вот подобных писуль­ках к уничтожению всех урусов в Туркестане?

Да, паук принес заботы. Полномочный министр и эмирский посол в Лиге Наций просвещеннейший и покорнейший слуга эмира, оказывается, явился из Европы в Кала-и-Фатту, чтобы бесцере­монно выговаривать его высочеству.

Мукумбаев потребовал пересмотреть всю программу Бухарско­го центра, если эмир хочет иметь хоть малейший шанс на успех на предстоящем в 1931 году конгрессе халифатистов. И сейчас же отстранить темного, тупого муллу Ибадуллу.

— Нельзя... святой человек...— пролепетал Алимхан.

Всегда равнодушный, квелый, полномочный министр сейчас не доходил сам на себя. Его обычно бледно-желтое лицо побурело от напряжения.

— Тауба! Сколько усилий, трудов! Сколько времени потра­чено! Сколько возни с вашей принцессой! И все мы подготовили, все устроили. Договорились с господами из Лиги Наций. Сколько пошло на смазывание им ртов. Аллах!

— Опять Моника-ой — дочь наша... а? — заблеял Алимхан.

— А я живу в Женеве, трачусь, провожу время и смотрю. Все оттягивают да откладывают. Начинают дело, назначают сроки вы­ступления нашей принцессы, а потом руками разводят, плечами подергивают: «Извините! Не получается». Я и туда и сюда, я и к инглизам, я и к французам, я и к русским! А они все свое: «По­дождем!» И вдруг — проклятие его отцу! — лорд Кашенден пока­зывает бумагу. Писанину, достойную паршивого бродячего дервиша с Гиждуванского базара, да еще с вашей высокой подписью. Напу­гали вы их своими писаниями.

— А что?

— Кому нужна эта принцесса, когда её отец оказался тупым феодалом, тираном, зверем. Зверски жестоким...

— Зверем? Э... э...—пытался возмутиться Алимхан. У него сквозь бледность начал пробиваться румянец. Но Мукумбаев не обращал внимания на цвет его лица.

— Где она? Где ваша принцесса? Уж не ваши ли люди её ук­рали? О аллах, от вас, ваше высочество, можно ожидать любой глупости. Там, в Женеве, толкался этот подозрительный, этот про­ходимец Молиар. Не вы его послали?