Переступая грань
Шрифт:
– Я работал, - объяснил Женя.
– Я поняла, - уважительно сказала Надя и вдруг прижалась губами к его руке.
Ни разу не видел Женя такой Нади! Жесткая, быстрая, ироничная, она была теперь совсем другой - домашней и ласковой.
– Не зови свою Валю, - попросил он.
– Хорошо, - послушно согласилась Надя, встала и пошла на кухню, принесла на подносе буженины, ветчины, сыра, а к ним красного вина и кофейник с кофе.
Они пообедали молча, спокойно, как давно живущие вместе супруги. Надя мирно хозяйничала, а Женя наслаждался отдыхом, поглядывая на нее, только сейчас открывшуюся. "Просто
И она снова схватила ее, прижала к лицу, и он почувствовал на своей руке слезы.
– Ты только меня не бросай, - всхлипывала, задыхаясь, Надя.
– Можем жить так, а хочешь - сразу поженимся! Все здесь будет твоим!
Уж лучше бы она этого не говорила! Словно кипятком обожгло Женю. Он резко встал, отбросил от себя Надю.
– Покупаешь, да? Поэтому и привезла? За кого же ты меня принимаешь?
– А нищим, значит, быть лучше?
– сузила глаза Надя.
– Воспитали вас в нищете...
– Кого, интересно, "вас"?
– Ну, нас. Но я-то из советского дерьма выбралась и тебя, глядишь, вытащу.
– А меня тащить никуда не надо, - прошипел Женя.
– Я уж сам как-нибудь.
Он встал и заходил по комнате, повернувшись спиной к Наде. Они ссорились опять-таки как супруги - с такой же внутренней яростью, - и Надя была ему странно близка, как когда-то была близка Лера, когда в молодости они бранились и бушевали по пустякам. Но тут речь шла о самом главном.
– Ладно, хватит, - опомнился Женя, подошел к окну и невидяще уставился на волшебное царство черемухи.
– Пошли погуляем, - обняла его сзади Надя.
– Пошли, - смущенно согласился Женя.
И они отправились наслаждаться весной...
Вечером он опять работал, и в этом просторе, на свежем воздухе, с полной свободой от быта - есть незаметная и неслышная Валя и какой-то там еще Сергей, есть машина, шофер, и не надо ломать себе голову, как добираться до города, есть, черт побери, на все это деньги - честные, не ворованные, заработанные нелегким трудом, - писалось легко, плодотворно, и мысль, что так может быть до конца его дней, возникала снова и снова.
Он гнал ее прочь, а она возвращалась на мягких лапах, и наконец Женя устал бороться - да и наработался всласть!
– спрятал рукопись и, закинув руки за голову, отдался своим думам. "Мне уже здорово за пятьдесят, и я остался совсем один. Но мужчина один жить не может, нужна жена - и не просто женщина, а хозяйка. А какая Таня хозяйка? Для нее самое главное - ее больные и клиника, мама и дочка, и она привыкла в быту жить кое-как. У Нади же - никого, кроме меня, и простая справедливость требует..." Женя встал, подошел к бару, налил себе кока-колы. "Какая там справедливость! сморщился он и осушил залпом стакан. Речь идет об остатке жизни!" Он швырнул пластмассовый стаканчик в корзину для бумаг, захлопнул дверцу бара. Щемящее чувство утраты охватило его: "А как же любовь? Господи, почему мы любим не того, кого надо? Перед собой ведь не притворишься..." Женя бухнулся на тахту. Что уж там... Он любит Таню и не любит, хоть умри, хозяйку этого шикарного дома. Надя выгонит его сейчас же, если он уйдет к Тане, сбросит со своего корабля назад, в нищету.
Женя встал, подошел к столу, открыл томик Волошина.
Я слышу вашими ушами,
Я вижу вашими глазами,
Звук вашей речи на устах,
Ваш робкий жест в моих руках.
Он решительно захлопнул книжку. Никаких стихов! Они растравляют душу. И в конце концов, есть жестокая проза жизни, а стихи - воспарение духа... Ничего он не скажет Тане. Проводит в Крым и попробует, каково ему с Надей. Имеет же он право выбора? Оно от века дано мужчине.
– Можно?
– стукнула в дверь Надя.
– Заходи, заходи, - заторопился Женя.
– Садись. А я только закончил работать.
Надя не садилась. Она стояла и смотрела, улыбаясь, на Женю. В руке у нее был маленький телефон - "мобильник", как его все называют.
– С праздником!
Надя протянула мобильник Жене.
– Что ты, зачем?
– смутился он.
– Бери, бери, оплачен надолго. Это чтоб ты у меня не потерялся.
Нечто похожее на угрозу мелькнуло в ее глазах. "Что чувствуешь ты к этой женщине?
– спросил себя Женя, и пришлось признаться: - Тревогу, смешанную со страхом".
– Нет, - решительно сказал он.
– Такие игрушки не для меня... И такие подарки - тоже, - добавил он, помолчав.
– Как хочешь, - неожиданно быстро сдалась Надя и небрежно сунула мобильник в карман серых брюк.
– Погуляем?
Гуляли молча, делая вид, что любуются цветущей черемухой, изредка перебрасываясь короткими фразами и опять замолкая надолго. "Что бы такое сказать?
– маялся Женя.
– С Таней говорили часами, а о чем, и не вспомнить". "Надо привязать его к себе, - думала Надя.
– Не деньгами - так домом, не домом - так сексом... Да, не любит - себя-то что уж обманывать? хотя в постели прямо пылает. Но это от новизны ощущений, ненадежно это, некрепко... Ну и пусть, - внезапно ожесточилась Надя.
– Первый муж любил, да и ладно. Второго буду любить я!" Она обняла Женю, заглянула в лицо. Шепнула таинственно, со значением:
– Пошли-ка баиньки, а?
7
Таня собиралась в Крым. Бесплатная почти путевка оказалась еще какой платной: в который раз поднялись цены на билеты, и рубли наши никому в Крыму были уже не нужны. Только доллары! А где их взять?
– Как - где?
– засмеялся Сергей.
– Меняй!
– Было бы что, - призадумалась Таня.
Сотню торжественно преподнесла мама. Еще на две Таня поменяла рубли. Достаточно? Нет? На юг ведь сколько ни возьми, все равно мало.
Таня делилась своими тревогами с мамой.
– У вас же санаторий с питанием, - утешала мама.
– Вы же не "дикари".
– Оно конечно, - неуверенно соглашалась Таня.
Сашка от радости вертелась волчком. Купила купальник - "Да он что, из золота?" - всплеснула руками бабушка, - подстриглась по последней моде, стирала, гладила, любовно складывала стопочкой свои вещички.
– Возьмите, девочки, теплое, - волновалась Марина Петровна.
– Июнь в Крыму бывает холодным.
– А май - еще холоднее, - смеялась Саша: путевки были с двадцатого мая.