Переступая грань
Шрифт:
Лёня закрыл за гостями дверь и вернулся к Лизе.
– Что же нам делать?
– обессиленно спросила Лиза.
– Ты не умеешь быть верным. С тобой просто страшно.
– Это все потому, что мы не женаты, - твердо, уверенно заявил Лёня. Только поэтому. Вот сходим завтра в загс...
– Да я же не взяла паспорт.
Только это и сказала Лиза, словно в паспорте дело!
– Ну и что?
– удивился Лёня.
– Съездим к тебе и возьмем.
Усталость была безмерной, и все, что с ней происходит, Лиза видела как бы со стороны. Ощущение было столь неприятным, что она
– А ты меня любишь?
– с надеждой спросила она.
– Конечно!
– И не разлюбишь?
– Да ни за что!
– засмеялся Лёня, и в смехе его было извечное торжество мужчины - хозяина положения всегда и во всем, даже если одна женщина встретила у него другую.
Он очень этой ночью старался, но Лиза всей кожей своей ощущала, что постель не остыла еще от той, другой, длинноносой. И хотя Лёня только что эту длинноносую выгнал - что, кстати, не делало ему чести, - она, казалось, незримо присутствует здесь, в этой комнате, на этой тахте, рядом. Во всяком случае, так чудилось Лизе. "Такая уродина, - страдала она.
– Хоть была бы хорошенькой, а то ведь уродина!" Да, не знала Лиза мужской психологии. Да и физиологии тоже не знала.
Лёня, чувствуя, что все не то и не так, целовал ей ноги и пытался поцеловать то, что на Востоке зовут "цветущим садом", но Лиза отстранилась.
– Не надо, я не люблю.
Она и вправду этого не любила. Стеснялась и ничего не чувствовала в ответ, кроме неловкости. А вот когда Лёня касался ее груди, просто касался - легонько, кончиками чутких пальцев, - вспыхивала от жгучего, нестерпимого, невыносимого желания: когда ж он войдет в нее, заполнит ее целиком, и они повернутся набок, качаясь в согласном ритме, прильнув друг к другу, и одна ее нога будет подниматься все выше, а другая - чувствовать его на себе.
– Прости, я что-то устал сегодня... Не сердишься?
– Нет, что ты. Спи.
Он тут же заснул, а она долго лежала без сна. Забылась под утро. Сквозь сон - было еще темно - почувствовала, как Лёня, целуя, осторожно поворачивает ее к себе, поднимает рубашку, его живот льнет к ее животу, а язык ласкает соски... Нет, она его никому не отдаст! И если для этого придется выйти замуж... Что ж, в конце концов все выходят.
– Лапушка, - вкрадчиво шептал Лёня, - какая ты у меня душистая, тепленькая со сна... Ох, не спеши, не так резко, ласточка...
Но Лиза его не слышала. Все в ней пылало, рвалось наружу из темных, сокровенных глубин ее естества, и как могла противиться она зову природы?
– Мамочка, я выхожу замуж. Вчера мы подали заявление.
– За того художника?
– Голос мамы звучал так близко, словно она была в соседней комнате, а не у себя в кабинете, в Красноярском порту.
– Когда свадьба? Может, мне удастся вырваться и я прилечу?
– Какая свадьба, мамуля?
– засмеялась Лиза.
– Распишемся, выпьем шампанского... Это будет в марте, тридцатого. А летом прилетим к тебе, на этюды.
– Да, для художника здесь раздолье!
– Показалось ей или нет, что мать с облегчением
– Ты же помнишь, какие разноцветные у нас здесь горы?
– радостно продолжала мать.
– А Енисей... Я вам устрою что-то вроде круиза.
– Да, мамочка, обязательно, - обрадовалась великолепной идее Лиза.
– Детка, я сегодня же, телеграфом, вышлю тебе денег на платье.
– Не надо телеграфом: дорого.
– Ну почтой, времени ведь достаточно. Целую тебя, родная. Привет от Павла Васильевича. И поздравление!
– Он же еще ничего не знает, - засмеялась Лиза.
– Узнает!
– не растерялась Анастасия Ивановна.
– У тебя с ним все по-прежнему?
– Лучше, лучше!
– крикнула мама.
– По-прежнему - не то слово! Мы так близки друг другу...
Голос у матери был просто девичий.
– Ну, я рада за вас, - снисходительно сказала Лиза, заканчивая разговор.
– Передай и ему от меня привет.
"Маме теперь не до кого", - с некоторой грустью подумала Лиза, вешая трубку. Огромное расстояние теперь между ними, и расстояние это - не только пространство Москва-Красноярск. "Странно все-таки: ведь ей уже сорок пять..."
Через неделю пришли деньги - очень большие. Их хватило и на платье, и на туфли, и на сумку, и еще осталось. "Это от нас с П.В., - было написано мамой на бланке.
– Если вы будете счастливы так же, как мы, то знай, что это и есть настоящее счастье. Особенно если его не приходится ни с кем делить". В последних словах была неприкрытая горечь. "Ах, мама, мамочка, бедная ты моя! Что же будет, когда все кончится? Хотя ты, конечно, думаешь, что у вас с Павликом - нечто небывалое, на всю жизнь. Все всегда так думают... Тогда я прилечу и буду с тобой рядом; тогда я тебе понадоблюсь".
Лиза чувствовала себя сейчас старше, мудрее, опытнее наивной мамы, которую навещает ее седовласый Павлик, а потом отчаливает к себе домой, в Дивногорск. А мама остается одна, и однажды останется одна навсегда.
10
Свадьба - скромная, но веселая - все-таки получилась.
– А на что же в таком случае мастерская?
– задал риторический вопрос Лёня.
– Сдвинем в угол мольберты, притащим стол. Ну нельзя же не пригласить, например, Пашку? А Ваську? Да он меня просто сожрет, если зажму свадьбу. И мама обидится. И потом, есть примета: если женятся навсегда - то должна быть свадьба. Если на время - обойдется и так.
Лиза о таком никогда не слышала, но раз есть примета...
– Тогда я приглашу Борьку, - сказала она.
– И Алю. Гулять - так гулять! Жаль, Ира в Китае.
– Алю-то обязательно!
– горячо одобрил Лизин выбор Лёня.
– Невероятно деликатная девушка. Как я у тебя - сидит в своей комнате, словно мышка, даже в туалет не выходит...
На остаток присланных из Красноярска денег накупили всяческой снеди. Впрочем, основное жарила, парила и пекла очень довольная таким оборотом дел Надежда Павловна. Вездесущий Пашка и расторопная Маша - милая и домашняя без своей знаменитой косынки - ей помогали. Васька перетаскивал все в мастерскую, попутно галантно ухаживая за раскрасневшейся от его внимания и необычайности обстановки Алей.