"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
Обсуждать и критиковать логические построения этой публики ни к чему. Такие байки специально обученные люди должны сначала фиксировать в истории болезни, а затем вдумчиво изучать, решая, какой курс лечения подобрать, чтобы попытаться вернуть обществу хотя бы относительно полноценных граждан.
Всем же, сохранившим здравый рассудок, напомним: в СССР случались катастрофы при испытаниях новой засекреченной техники. Гибли люди, самые разные, вплоть до маршала, сгоревшего на пусковой площадке. Но никогда власти не устраивали цирк с конями по этому поводу, не перемещали трупы, не создавали нелепые инсценировки,
И в исследуемом нами случае не стали бы устраивать. Выдать родственникам запаянные гробы, сказать сочувственные слова, помочь материально, навеки засекретить дело, и не в архиве провинциальной прокуратуры, а в спецхране КГБ. Всё, конец истории.
Прокурор-криминалист Лев Иванов, не раз упоминавшийся на этих страницах, выйдя в 1985 году в отставку с должности главы прокуратуры Кустанайской области, поначалу сидел тихо и воду не мутил. Трудился адвокатом и давнюю историю не вспоминал.
Илл. 21. Прокурор Лев Иванов незадолго до отставки из прокуратуры. Фронтовик, прошедший Великую Отечественную, после демобилизации из-за тяжелого ранения был направлен на работу в органы прокуратуры, т. е. отработал там к моменту начала следствия по дятловскому делу почти 14 лет — опыта хватало.
Но в стране бушевала перестройка, уголовное дело дятловцев было рассекречено (одно с другим напрямую, кстати, никак не связано, УД было засекречено на 25 лет, и они как раз миновали). К дятловской истории возник общественный интерес, а достоверных источников информации практически не было. С рассекреченным делом давали возможность ознакомиться лишь немногим избранным — а они, эти избранные, выдергивали оттуда и доносили до публики лишь те эпизоды, что подтверждали их собственные версии и догадки о причинах трагедии. Разумеется, при таких вводных, журналистов очень заинтересовал отставной прокурор. Еще бы, человек руководил расследованием — уж он-то наверняка знает больше других!
Бывший прокурор от общения с журналистами не отказывался, но и сенсаций никаких не сообщил, лишь намекал многозначительно: «Не свою волю выполнял, дело пришлось закрыть…» И на версию об огненных шарах намекал — которую, дескать, пришлось отложить, до конца не отработав. По указке злокозненной партократии пришлось, понятное дело. В конце 80-х вешать на партократию всех собак было общепринятой практикой.
В 1990 году экс-прокурор бабахнул из крупного калибра: выдал статью собственного (?) сочинения «Тайна огненных шаров», немедленно угодившую в список священных текстов огнешаропоклонников. Иванов — это голова! Уж прокурор-то знает, что пишет! А еще больше знает того, чего не напишет!
Среди прочего Лев Иванов запустил своей статьей в оборот следующую информацию:
«Были опрошены свидетели, которые в ночное время в январе и феврале 1959 года видели огненные шары на Северном Урале. Студенты геофака пединститута видели подобный шар в ночь с первого на второе февраля. Свидетель Г. Атманаки видел этот шар над Отортеном ночью первого февраля».
Вот как… Любопытно. Получается, что «огненные шары» наблюдались над Северным Уралом непосредственно в ночь гибели дятловцев?
Выше мы уже подробно рассмотрели, что
Допустим.
Но тогда встает вопрос: а как Атманаки в таком случае попал к Отортену в ту самую ночь? Телепортировался усилием мысли? Передвижения его хорошо известны, и днем 2 февраля он прибыл в Свердловск из Первоуральска, где жил и работал, — чтобы присоединиться к группе Карелина и выступить с ней поход. В ночь трагедии он спал либо дома, либо в поезде, идущем в Свердловск. И мог увидеть в небесах над Отортеном что угодно: хоть пролетающий линкор Галактической империи, хоть спустившийся с него «шаттл», полный имперских десантников с Дартом Вейдером во главе, — увидеть, а затем проснуться.
Нам могут возразить: кроме Атманаки, в статье упоминаются другие свидетели, не названные по именам студенты Свердловского пединститута!
Представляется, что свидетели без имен — не свидетели. Это информаторы пресловутого новостного агентства ОБС.
Имена, товарищ прокурор, имена! Что за группа? Когда и каким маршрутом шла?
Не ответит нам прокурор Иванов, скончавшийся в 1997 году. Разберемся сами — ларчик открывается просто.
Трое будущих педагогов шли в группе Карелина (она, напомним, считалась сборной области). Эти трое действительно видели «огненный шар» в небе 17.02., стоя рядом с Карелиным и Атманаки. И звали их: Сердитых Евгений, Скутин Владимир, Шевкунов Владимир.
Ловкость рук и никакого мошенничества: одно и то же наблюдение превратилось в два, для большей убедительности. И даже дату — ночь с первого на второе февраля — Лев Иванов взял не с потолка и не высосал из пальца. Он ее выловил в уголовном деле. За уши выловил, как зайца, — и, опять-таки за уши, притянул к своей конструкции.
Дело в том, что в УД действительно есть документ, в котором прямо названа ночь с 1 на 2 февраля как дата наблюдения «огненного шара». Это протокол допроса Алексея Константиновича Кривонищенко, отца погибшего Георгия, датированный 14 апреля 1959 года.
Разумеется, сам Кривонищенко ничего не видел и говорил с чужих слов, что уже обесценивает его информацию чуть менее чем полностью (в англосаксонском праве, например, свидетельства с чужих слов вообще не имеют юридической силы). Обстоятельства же, при которых Кривонищенко узнал дату, и вовсе сводят ценность его показаний к нулю.
Дело было так: после похорон 9 марта на поминки в квартиру Кривонищенко пришли туристы (сам он слово «поминки» не упоминает, говорит обтекаемо «пришли на обед», и причины этого понятны всякому, жившему в Стране Советов: коммунисту и крупному руководителю не к лицу участвовать в панихидах, отпеваниях, поминках и прочих религиозных ритуалах).
На поминках студенты и выпускники выпили за упокой души и, разумеется, завели разговоры об обстоятельствах трагедии. Кривонищенко-папа многое запомнил и пересказал в облпрокуратуре рассказы Карелина и Атманаки достаточно точно — и о наблюдавшемся «огненном шаре», и о нюансах поисковой операции, неизвестных широкой публике. Лишь дату наблюдения перепутал, чему удивляться не стоит: не совсем трезвые студенты наверняка говорили разом и обо всем, ночь с 1 на 2 февраля мелькала в застольном разговоре часто, а состояние отца после похорон сына было далеким от душевного равновесия.