Перевал
Шрифт:
Сара вздохнула, подняв брови, и не сказала ни слова.
Он закончил подписывать все бумаги, но Сара все еще не появилась: Бен пошел в комнату, в которой были выставлены образцы гробов и урн. Когда он просматривал их, ему пришло в голову, что следовало бы заказать что-то более затратное, чем простой деревянный гроб. Даже теперь, в такой ситуации, Сара могла обвинить его в жадности. Самые дорогие, роскошно отделанные стоили около четырех тысяч долларов, но они выглядели как-то претенциозно и по-взрослому. «Без сомнения, — подумал он мрачно, — у них есть специальная коллекция для молодых покойников». Единственное, что привлекло
— Пойдем?
Сара стояла в дверном проеме, а Джим Пикеринг держался позади на почтительном расстоянии. Она опустила на глаза темные очки. Лицо Сары было едва ли не белее, чем ее плащ. Бен сделал шаг навстречу, испытывая желание поддержать ее и обнять. Это казалось самым естественным порывом, но Сара, поняв его намерение, легким жестом приказала ему остановиться.
— Все в порядке? — спросил он, осознавая всю нелепость собственных слов.
— Да, я в порядке.
— Я осматривался вокруг… Может, нам есть смысл заказать другой гроб? — спросил он. — Я хотел сказать, что мне по душе и простой, но…
Не снимая очков, она быстро осмотрела комнату.
— Здесь нет ничего стоящего. Я подберу сама, когда мы прибудем домой.
Дождь, словно по мановению волшебной палочки, прекратился, как только они прибыли в аэропорт. Из окон зала ожидания они видели, как грузовой контейнер с телом Эбби, двигаясь по мокрому асфальту, пересек взлетную площадку и направился к самолету, а четыре молодых человека, не переставая о чем-то оживленно болтать, подняли его и поместили в специальный отсек. Самолет вылетел по расписанию, стремительно поднявшись в ясное, голубое небо.
Теперь, когда они сидели в салоне, под ними проносились леса и рощицы, пробудившиеся от зимней спячки. Солнечный свет, щедро пролившийся на них, придавал молодой листве ярко-зеленые оттенки. Сара невольно подумала о теле своей дочери, втиснутом в узкий гроб и лежавшем где-то в холодной глубине «подноса». Сама смерть Эбби оставалась слишком непостижимой, чтобы Сара могла осознать этот факт. Наверное, поэтому она то и дело переключалась на какие-то незначительные детали и обстоятельства.
Стоя в одиночестве у открытого гроба в ритуальном бюро, она была шокирована, но не видом тела, которое было так красиво и нелепо подготовлено к захоронению, а ощущением собственной отстраненности. Сара ожидала, что в этот момент ее захлестнет горе и она разразится слезами. Но на самом деле ей казалось, будто она смотрит на себя со стороны сквозь толстый стеклянный экран, не пропускающий ни одной живой эмоции. Сара опустила на глаза очки, но не потому, что она плакала — на ее лице не было и следа слез. Сейчас она винила себя в притворстве. Это и стало причиной того, что она так жестоко уклонилась от объятий Бенджамина. Она увидела, и не без сожаления, как сильно задеты его чувства.
Бедный, несчастный Бенджамин… Она украдкой посмотрела на него. Он занял место через проход. Пассажиров в салоне было не очень много, и ручки сидений могли подниматься. По предложению Сары, чтобы не сидеть в тесноте, они заняли отдельные места. Бен смотрел на горы, погрузившись в раздумья. Он по-прежнему оставался
Должно быть, он почувствовал ее взгляд, потому что повернулся и робко посмотрел на нее. Чтобы не выдать свои мысли, Сара ответила на его взгляд улыбкой. Бен, словно побитая собака, которая поняла, что ее вот-вот простят, тоже улыбнулся. Он поднялся и пересек проход, собираясь сесть рядом с ней. Она убрала сумочку, чтобы освободить место.
— Мы только что пролетали над перевалом. — В том, что он сказал, было сразу несколько подтекстов, поэтому Бен попытался быстро исправиться: — Я имел в виду горный перевал.
Сара посмотрела в иллюминатор.
— Другой перевал тоже должен быть поблизости.
— Нет. Он находится на юго-запад отсюда.
— О!
Они говорили о месте, где все и началось. Или начало заканчиваться. Ранчо «Перевал» было местом их летнего отдыха, где они провели лучшие каникулы своей жизни. Тогда Эбби так сильно влюбилась в Монтану, что решила поступать в университет только там. И именно там шесть лет назад — а кажется, что прошла целая вечность! — он влюбился (или называйте это как хотите) в Еву Кинселлу, после чего начал целенаправленно разрушать свой брак.
Некоторое время они сидели молча. Стюардесса развозила тележку с напитками и закусками вдоль их прохода. Кондиционированный воздух салона был холодным и пах антисептиком.
— Поговори со мной, — тихо попросил он.
— Что?
— Прошу тебя, Сара. Разве мы не можем просто поговорить? Об Эбби?
Она пожала плечами.
— Как хочешь. О чем нам говорить?
— Я не знаю. Я просто подумал, что, если мы поговорим, это нас хоть немного утешит.
— О!
— Сара, я хочу сказать, что мы не должны обвинять себя…
— Обвинять себя?
— Я не знаю, как это выразить…
— Бенджамин, я не виню себя ни в чем. Ни в чем.
— Я знаю, я просто…
— Я виню только тебя… — Она замолчала и улыбнулась. Конечно, была еще и та, другая женщина. Она увидела по глазам Бена, что он прочел ее мысли. — Может, не только тебя.
— Сара, как ты можешь говорить такое?
— Но я говорю правду. Эбби умерла не потому, что она упала, или кто-то ее столкнул, или она прыгнула сама. Она погибла, Бенджамин, из-за того, что ты сделал с нами.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Место, где находился перевал, давший название ранчо, словно хотело укрыться от постороннего взора. Оно располагалось на развилке долины в стороне от шоссе, которое огибало петляющую реку Желтый камень и было известно только истинным знатокам. На обочине шоссе имелся указатель, но слова на нем едва ли можно было разобрать: они казались царапинами на коре. Примерно через тридцать ярдов дорожка, усыпанная светлым гравием, резко уходила в сторону от ручья, и единственным опознавательным знаком ее продолжения был старый металлический почтовый ящик.