Перейди за Иордан. Судьба сильной женщины на переломе эпох
Шрифт:
Глаза Али широко открыты. В них слезы. Бетти Мироновна просит перевести.
– This lady is carrying native soil… Russian soil… to her dear friends living in America.
Бетти Мироновна пожимает плечами, не понимает:
– Oh! I can never understand you, Russians… Good-bye, Alla.
– Good-bye, dear teacher. I’ll miss you [2] , – отрешенно отвечает Аля, провожая взглядом удаляющуюся фигурку с тяжелым деревянным сундучком…
В Москву Аля не торопилась. Она медленно ехала вдоль обочины, глядя на заснеженные дали, просыпающиеся после долгого зимнего сна. Родина… А перед ее глазами стояло благородное лицо русской женщины в платочке. Кто она? Дворянка? Русская эмигрантка,
2
– Эта леди везет родную землю… Русскую землю… для ее дорогих людей, живущих в Америке.
– О! Никогда не могу понять вас, русские… До свиданья, Алла.
– До свиданья, дорогая учительница. Я буду скучать без вас. (Пер. с англ.)
– Аля остановила машину, сошла с дороги и углубилась в лес. Здесь было тихо. Снег еще не стаял, но на пригорке, обращенном к солнцу, уже зеленела травка. Аля присела на корточки. Разгребла старые листья. Показалась черная влажная земля. щемящая боль сжала сердце…
– Земля… Родная… Что ты такое? и почему тебя везут за тридевять земель, как какое-то сокровище?
И вдруг… слезы, слезы. Ни от боли, ни от радости. Нет! от встречи с горячо любимым и потерянным. Забытым в суете Москвы…
…И видится ей девочка 11–12 лет в белом сарафане. Она бежит по крутому берегу реки, а вокруг рожь, даль… Девочка поет, кружится, одна, с рекой внизу и рожью вокруг. И песенка ее простая:
Девочка, раскинув руки в танце,Кружится над пропастью во ржи,Белые оборки сарафанаЛегкий ветер ласково кружит.Господи, не дай мне заблудитьсяИ в чужие земли улететь.Мне ночами край родимый снится —Здесь мне жить.И здесь мне Тебе петь…«Разве я тогда не любила тебя, земля моя?.. Разве не было слез ночью на берегу моря? Разве не было замирания сердца перед красотой Творца и белых крыльев архангела Михаила? и ведь все это касалось души глубоко и сохранялось в ней. Это не было поверхностно. Нет! Нет! Но куда же это делось? Как могло это забыться? и как могла я стать такой городской, суетной и самовлюбленной?..» Как будто суетное взяло верх, а нежное, трепетное отступило, как бы сказав: «Тебе дорога суета? иди, насладись ею. А потом сравни…»
«О ты, женщина в платочке! Помоги мне вернуться в мир моего прекрасного детства. Зачем я здесь, в этой шумной Москве?..»
И как горькое горе, как раскаяние и стыд, на Алю накатилось чувство неправильности ее жизни и своей неправильности. Она опустилась на колени, низко склонила свою горячую голову… и вдруг уткнулась лбом в сухие листья и поцеловала черную, нагретую солнцем родную землю…
Шло время. Просыпалось забытое, дорогое и трепетное. Все, связанное с сентиментальной и тщеславной влюбленностью в Англию, стало как-то меркнуть, отступать. Слова «Россия», «русская» становились значимыми и дорогими. А встреча с женщиной в платочке стала чем-то вроде указателя поворота на дороге.
Аля получает телеграмму о приезде Бетти Мироновны. И вот она в Шереметьево, у самолета. По трапу спускаются заморские гости. Среди них и миссис Бетти. Аля обнимает свою учительницу, берет ее сумки, и они медленно идут к аэровокзалу. Но Аля взволнована. Она смотрит по сторонам, оглядывается на трап, всматривается в лица.
– Are you looking for anybody? – спрашивает Бетти Мироновна.
– Sorry… I think may be somebody has arrived to take Russian soil…
– Alla, Alla! I’ve brought you so many interesting things, and you are looking for someone who might have come for Russian soil. Soil! Dust! Oh! How strange are you, Russians… [3]
3
– Ты
– Простите… я подумала, что, может быть, кто-нибудь опять приехал за русской землей…
– Алла, Алла! я так много интересного привезла тебе, а ты ищешь кого-то, кто, может быть, приехал за русской землей. Земля! Прах! о! Какие же вы странные, русские… (Пер. с англ.)
Аля слышит голос, но как бы издалека. Перед ее глазами небольшой деревянный сундучок, а в нем белый холщовый мешок с русской землей. И она тихо отвечает:
– Yes… You are right. We are really a little strange. We… Russians… [4]
Прочь, гуси-лебеди!
Наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя.
Горячую натуру Али московская жизнь привела к диссидентству – модному общественному движению верхушки советского общества 1960-х годов. Вокруг этой верхушки из писателей, художников, музыкантов, академиков разных направлений группировалось молодое поколение бурных, неразумных и горячих людей, готовых служить Родине до тюрьмы, до смерти, не разбираясь в тех силах, которые направляли это движение, и не понимая, куда эти силы толкали Россию. И Але тоже было неведомо это. Для нее главным было служить России, спасать Россию.
4
– Да… Вы правы. Мы действительно несколько странные. Мы… Русские… (Пер. с англ.)
Будучи человеком решительным и искренним, она и деятельность свою в диссидентстве решилась доводить до ее логического конца – т. е. до публичного выступления против существующего строя, до суда и тюрьмы. Судебные процессы над диссидентами в то время шли один за другим.
Юрий Всеволодович, муж Али, не одобрял ее увлечения, но до какого-то времени молчал, надеясь на ее благоразумие. А когда он попытался поговорить с ней, это вызвало у нее лишь раздражение. Как будто общение с новыми «друзьями» сделало ее глухой к голосу разума и не способной к спокойному диалогу. Между ними появился холодок, который довольно быстро перерос в отчуждение. И когда Аля объявила мужу, что «руководство» решило создать подпольную типографию в их квартире, муж твердо сказал:
– Нет!
– Тогда я уйду из дома!
– Уходи, – был спокойный ответ.
Но она не ушла. Она отстранилась с высоко поднятой головой и заперлась в своей комнате. Успех в диссидентском движении кружил ей голову – она становилась новым героем очередного судебного процесса! «Друзья» ей низко кланялись. Называли ее «декабристкой», Жанной д’арк…
Лето 1969 года. По традиции, вместе, но уже почти чужие, они уезжают в Сухуми, где дом на берегу моря, катер, водные лыжи, раздолье… и за ними тянется целая когорта диссидентов молодого поколения – влюбленные пары, вино, гитары и песни до утра. В Алю влюбляются все новые и новые «светила» движения. Она в угаре…
Мама в ужасе. Муж отстранился. Дети с ним. Кажется, ничто их больше не связывает. И Аля уходит из дома к одной из своих высокопоставленных подруг – красавице Ляле, дочери академика Л., любовнице академика М.
И тут грянул гром!
Ночь. На берегу костры. Разудалые песни. Визг и всплески ночного купания…
К воде бежит соседка с криком: «Алла! Алла! У тебя дочь умирает! Беги домой!»
И мгновенно без рассуждения, без сожаления сброшено все, как старая кожа змеи. Она понимает: пришло наказание. Понимает это четко. И склоняет перед ним свою возгордившуюся голову.