Перейди за Иордан. Судьба сильной женщины на переломе эпох
Шрифт:
Среди солдат был один очень симпатичный юноша из Владимирской области, и звали его Петя Рыков. До армии он работал сапожником. Через неделю он принес тете Наде черненькие туфельки на маленьком каблучке, которые сшил из старой кожаной куртки, работая по ночам. Туфельки пришлись впору, они были мягкие и красивые, и радости девочки не было конца. А когда осенью стало холодать, начальник заставы заказал для нее пальтишко из солдатского сукна. Но это было потом.
А сейчас Аля часами просиживала на берегу моря, возвращаясь в свое детство, которое остановилось в тот день, когда она покинула Сухуми. Возвращаясь мыслями на три
Володя был красивым мальчиком, отличником, прекрасно играл в лапту, в которую все играли и перед уроками, и после уроков, и на переменах. Всем девочкам он нравился, и Але нравился. Поэтому она была счастлива, когда получила от него записку. Но увидеться им больше не удалось – Аля уехала в эвакуацию.
И вот теперь ей хотелось увидеть Володю, рассказать ему о своей бездомной жизни там, в Азии, сказать, что она, как и прежде, его любит, и услышать, как он жил эти годы. Она строила десятки различных планов, как сообщить ему о своем приезде, но осуществить эти планы не решалась. Встреча состоялась сама собой. Видно, Володя узнал о ее приезде и стал часто проходить мимо ее дома. Однажды, выйдя из калитки, Аля чуть не столкнулась с ним. Ее большие глаза стали еще больше, сердце громко застучало, и она побледнела.
– Здравствуй, Аля! Ты что так испугалась? – улыбаясь, спросил Володя.
– Нет, я не испугалась… Здравствуй, – тихо ответила девочка.
– Пойдем пройдемся. Расскажи, как ты живешь. Говорят, ты одна приехала, а твои еще там остались. Что так?
– Да так… Соскучилась по дому…
Разговор не клеился. Спустились к берегу моря, сели на камни. Было тихо. Солнце катилось к закату. Володя придвинулся к ней поближе, стал что-то говорить о танцах, о девчатах… Потом положил руку ей на плечо, притянул к себе и поцеловал в губы. Аля стряхнула его руку, быстро встала и подошла к воде. Он тоже встал, подошел к ней сзади и повернул ее к себе:
– Ты что, маленькая?.. Или ты только с этими? С солдатами?..
Мужественная девочка Аля! она даже не вздрогнула. Только в ее лучистых глазах погасли искорки заходящего солнца.
Она посмотрела ему в глаза и увидела совсем другого мальчика – увидела его полное лицо с прыщиками на подбородке, толстые губы, которые расползались в улыбке, и сощуренный глаз, который подмигнул ей…
«Чужой… Такой чужой…» – стучало в мозгу.
И она продолжала стоять и смотреть в это незнакомое ей лицо.
– Ну, что ты так смотришь? Никогда не видела, что ли?
– Не видела, Володя. Ну, прощай.
– Да чего там «прощай». Еще увидимся. А красивая ты девчонка! Ух!
Аля быстро взбежала по ежевичной тропинке. Хлопнула калитка. Она прошла к беседке. Постояла под ней, как бы приходя в себя.
Потом подошла к апельсину, такому давно знакомому, обняла его шершавый ствол и прижалась к нему – он был такой настоящий, такой верный… и он был очень, очень свой…
«Если
В саду стало совсем темно. Аля вошла в комнату, зажгла лампу и нашла заветную записочку: «я тебя люблю». Долго крутила ее в руках, читала, складывала… А потом пошла на кухню. Достала спички…
– Прощай… Прощай, моя дорогая бумажка из школьной тетради…
Загорелся уголок… Аля подошла к открытому окну, протянула руки в засыпающий сад и держала записку, пока она не стала жечь ей пальцы. Тогда она их разжала, и догорающий листок стал медленно опускаться в темноте.
Он догорел.
Искры рассыпались по земле.
И погасли…
Друг
Шел 1945 год. Была весна. И то ли от нее, то ли от близкого окончания войны в воздухе была разлита какая-то щемящая радость и ожидание чего-то нового. И прекрасного.
Как-то девочек отпустили в кино в Агудзеру. Шли пешком, пели, шутили. Взяли билеты и стояли гурьбой у дверей клуба, который помещался в церкви. И тут что-то загрустила Аля, затосковала.
Зазвенел звонок. Все кинулись к дверям, чтобы занять получше место или расположиться на полу у самого экрана. Алю оттеснили от дверей, и она стояла одна, спокойная и задумчивая. И казалось ей, что кто-то стоит с ней рядом… она тихо повернулась и медленно пошла от церкви, из которой уже слышалась музыка начавшегося фильма. Вышла на шоссе и пошла в сторону дома, который был там, далеко, за пять километров…
Дорога сначала шла прямо, потом спускалась в лощинку, где с обеих сторон были мандариновые плантации, а затем круто поднималась к селению Диоскурия.
Аля хорошо знала дорогу и шла спокойно. Она сняла туфли, чтобы не бить их понапрасну, и шла босиком. Ночь стояла безлунная, темная, но страшно не было – ощущение, что рядом кто-то добрый и могущественный, не покидало ее. Она чувствовала, что он из какой-то далекой и прекрасной страны, и ей все время хотелось попросить его взять ее с собой, но она боялась. Она знала, что он скажет то же, что было уже однажды сказано ей там, на берегу моря ночью: «Пока еще рано…» и она молчала.
«А будет ли когда-нибудь можно?» – мучил ее вопрос.
«Будет, – казалось, услышала она тихий голос, – посмотри на небо…»
Она подняла голову и остановилась – на темно-синем небе светился тонкий восьмиконечный крест… Крест! она просилась на небо, а ей был показан крест…
Мало что поняла Аля умом, но сердце переполнилось радостью и болью.
И вдруг она почувствовала, что она одна, что кругом темно, и ей стало страшно. Но нужно идти – и она пошла. Пошла медленно, осторожно, спускаясь в самый низ лощинки.
Скоро дорога начнет подниматься. Скорей бы, там наверху не так страшно.
И тут как из-под земли перед ней выросла огромная фигура мужчины. Аля на мгновение остолбенела, потом рванулась обратно, но было поздно – он сгреб ее в охапку, повалил на дорогу и со всего размаха ударил кулаком в висок. Из глаз Али посыпались искры. Подступила тошнота и слабость…
– Друг! – вырвалось из груди Али.
И как бы в ответ на ее зов, на верху этой пустынной дороги показалась машина с ярким прожектором впереди. Машина неслась вниз со страшной скоростью.