Переживая прошлое 2
Шрифт:
Я сидел, шепотом пел песню и вспоминал все, что было у меня с Таней. Казалось, память захватывала не только мою жизнь, но и жизнь прошлого меня. Может, это была криптомнезия, сущность которой заключалась в том, что мне казалось, будто я на самом деле проживал то, что прочитал в тетрадях, и мозг выдавал это за правду, а может, действительно смог вспомнить то, что было когда-то в прошлой жизни. В памяти возникали первый поцелуй, первый секс, спелая вишня, которую мы собирали у нее в огороде, недавнее прощание, разговор на качелях, мороженое, которое я ей подарил. В памяти очень смутно воспроизвелся обрывок, где я подарил ей яблоко, после которого она поцеловала меня в щеку за проявленное внимание. Я совсем не помнил ее взрослую, какой она была в тетрадях, и, наверное, это было к лучшему, потому
Вечером ко мне пришли ребята со Знаменной и уговорили пойти с ними, встряхнуться. Мне это было действительно нужно. К тому же за окном была суббота, а по субботам все пили. Такая вот у нас была неофициальная российская традиция, которую соблюдала большая часть населения, особенно молодого.
– Ладно, не грусти. Это пройдет, – произнес Костя. – У всех проходит, и у тебя пройдет. Сейчас накатим с девчонками – как новенький будешь. Может, даже новую присмотришь. В конец концов, мы вместе, всегда поможем и постоим друг за друга! Один за всех, помнишь?
– Ага, – выдавил я.
Когда люди находятся в разном эмоциональном состоянии, им трудно понять друг друга: тем, кто чувствует себя хорошо, не понятно, как можно грустить, ведь жизнь идет и она не останавливается, когда-то что-то случается. Ну, случилось, и что? Переживем! А тем, кто грустит и находится в подавленном состоянии, мир кажется каким-то глупым и недалеким, жаждущим лишь развлечений и детских забав. Люди живут в разных состояниях и непонимающе смотрят друг на друга. Одни грустят и размышляют, другие веселятся и живут моментом. И вроде бы обе стороны правы, но только в отношении себя и лишь отчасти. А когда встречаются, либо пытаются передать свое настроение компании, чтобы прожить его вместе, либо отдаляются, чтобы побыть наедине с собой и подумать о важном. Каждый стремится к реализации своего состояния и в этом прав, но только пока не мешает другим быть собой. Человеку плохо, потому что он должен что-то в жизни решить, и человеку хорошо, потому что в его жизни все решено в достаточной мере, чтобы ни о чем не беспокоиться. Это вроде настолько банально и очевидно, но люди постоянно об этом забывают.
Мы толпой собрались у подъезда и начали распивать пиво. Все шутили, веселились, а я сидел на заборе, находясь в кругу, и выдавливал из себя улыбку, думая о своем. На меня пристально смотрела девушка, Настя. Она была слабая на передок. Я отводил глаза, потому что не хотел ничего. Вечер продолжался. Я отвлекся на какой-то вопрос, а потом заметил, что толпа как-то разбилась на группы, пока я был увлечен собственными мыслями, а рядом со мной сидит та самая Настя и о чем-то спрашивает.
– Что? – переспросил я.
– Пошли со мной, – сказала она и потянула меня за руку в подъезд.
Ничего не говоря, в подъезде она впилась мне в губы поцелуем и запустила руку ко мне в трусы, передергивая член резкими движениями. Это было так пошло и грубо, что я впал в некоторый ступор. Такое нельзя было даже сравнивать с тем, что было у нас с Таней, чтобы не порочить память той грязью, которая была во всем этом. Не выдержав, я оттолкнул Настю и вышел из подъезда, заправляя футболку в штаны, чтобы под ветровкой мне не задувало. Подняв взгляд, я увидел, что все у подъезда это заметили. Следом за мной вышла Настя. Это стало контрольным выстрелом. Костя одобрительно покачал головой. Я хотел все объяснить, но потом подумал, что это будет нелепо, и решил никак не реагировать, чтобы, как было написано в рукописи, не впадать в позицию слабого. Лучше уж делать вид, будто так и должно быть, чем оправдываться и выглядеть жалким и виноватым.
После случившегося я, конечно, хотел уйти, но решил побыть еще немного, чтобы посмотреть на реакцию окружающих. Меня что-то тянуло домой, но я заставил
– Сейчас упадет бутылка пива и что-то случится.
Он молча на меня посмотрел. Через пару минут бутылка упала, пиво полилось по земле. Ее подняли, но вместо того, чтобы уйти, я начал осматриваться по сторонам. К нам подошла пара старших. Они поздоровались. Увидели еще не открытые бутылки пива, взяли их и пошли, будто так и надо.
– Вы чего? – произнес я, взяв одного за предплечье.
В ответ получил удар по лицу, от которого свалился с ног. Ударивший старший молча осмотрел всех. Никто даже не дернулся. Я тоже ничего не сделал, словно меня что-то держало. Наверное, как и всех. В кармане лежал болт, которым я мог бы по необходимости ударить хотя бы пару раз, но он так и остался внутри кармана. Мы просто смотрели, как вещь, принадлежавшая нам, совершенно наглым образом была отнята и уходит от нас. Эта ситуация оставила во мне какие-то изменения, которые я еще не понимал. Может быть, алкоголь не давал понять, может быть, это были внутренние перемены, а может, начался другой период в жизни. В любом случае, я встал, допил пиво из своего стакана и отправился домой. Мне с пьяной компанией больше ничего было делить. Для меня это все стало очень далеким. Все эти девушки, которые из себя что-то строили, ожидая любви и не понимая, что нет красоты в женщине, которая всем себя раздает. Парни, которые из нераскрытого оригинала лепили корявую подделку. Да и вообще, весь этот подростковый период был таким фальшивым по сути, что от этого просто выворачивало наизнанку. Я не выдержал этого всего.
Дома я просто лег в постель и заснул, не наворачивая круги по комнате и не думая обо всем, что лезло в голову. Просто устал от раздумий. Разлука с Таней меня изменила. Я стал психологически старше, а компания, в которой я был, осталась в периоде, который стал для меня прошлым. Так бывает.
Дни шли. Я потихоньку начал привыкать к тому, что Тани больше нет рядом. Она была где-то там, далеко, я ждал от нее вестей и начал всерьез думать о жизни, потому что больше не о чем было думать. Все остальное стало неинтересным и поверхностным. Вокруг меня жизнь текла своим чередом, а я в ней был просто невольным зрителем. Поразмыслив, я понял свое состояние: у меня не было цели в жизни. Без Тани мир потерял цвета, все стало пресным. Конечно, я пробовал создать новую цель, к чему-то стремиться, но попытки быстро себя исчерпали. Таню я боялся делать идеей-фикс, так как переживал из-за демона и того, что я бы своим стремлением сломал ей жизнь. Как себя вести, я не знал. Мне порой хотелось умереть, но кого бы я обманул? Все повторилось бы заново. Это какая-то западня. Ситуация была патовая. В шахматах это означало, что игрок не может сделать ни одного хода, ни пешками, ни другими фигурами, и при этом король находится не под шахом. Так же себя чувствовал и я.
Первое письмо пришло спустя тридцать четыре дня и восемь часов. Оно было частично подписано кириллицей, а частично латиницей. Для меня это было необычно. Сердце стучало. Я не решался его открывать, потому что понимал: как только его открою, нового письма придется ждать еще очень долго. Я сидел, смотрел на него и представлял, что в нем написано, боясь раскрыть запечатанный конверт. Просвечивал у окна, вглядывался в почерк, чтобы понять Танино настроение, но, в конце концов, решился и аккуратненько открыл его, срезав с конверта тоненькую белую полоску, чтобы не повредить драгоценное письмо.
«Привет, мой хороший! Сегодня мы приехали, и я сразу решила тебе написать, не дожидаясь следующего дня. Знаешь, тут все иначе. Другой язык, дома, улицы, воздух – все другое. Пока добирались, я успела выучить песню. Теперь все время ее пою про себя. Бывает даже вслух, хотя не люблю петь, ты же сам знаешь. Меня согревают наши фотографии и песня на листе, которая написана твоим почерком. Ты, кстати, ошибку допустил: написал «пАешь». Это меня позабавило, ты же специально, да? Очень хочется обратно. Я бы все отдала, чтобы мы вновь жили рядом, ну, или хотя бы в одной стране, чтобы было не так далеко. Мы раньше мечтали быть вместе, и я все еще не перестала об этом мечтать. Я все еще этого очень хочу.