Переживая прошлое 2
Шрифт:
– Ты ему нассал в желудок! – заливался хохотом Костя. Парни поддержали его словами «фу, позор!» «опущенный!». Это играло мне на руку, потому что вызывало стойкое убеждение в том, что теперь он человек хуже некуда. Но на этом я решил не останавливаться. Нужно было вызвать страх. Сломить волю. Но, осмотревшись, я не увидел тряпки, которая мне была нужна. Я снял футболку и хотел бросить ее на лицо Олега, но Костя меня остановил и снял футболку с Семена. Мы оттащили Олега подальше от лужи, обмыли лицо водой из бутылки, чтобы не так противно было держать голову, затем бросили мокрую футболку ему на лицо. Я начал очень медленно лить воду на футболку. Олег дергался, у него было удушье. Ему казалось, что он захлебывается, но вода не попадала в легкие. Он пытался кричать, но Костя сразу же начинал бить его кулаком по лицу.
– Да это из-за того, что нос сломан! – сказал Костя, но я понял, что дело в другом.
Олег не сопротивлялся. Практически даже не реагировал. Только дрожал и был податлив на любые команды. Готов был сделать все, чтобы наконец-то истязание закончилось. Я хлопнул в ладоши просто так. Олег дернулся, присев и прикрыв лицо руками. Случившимся я привил ему условный рефлекс, который теперь должен был мучить его долгие годы. Концерты с овациями вызывали бы у него панические атаки.
– Твоя очередь, – произнес я, поворачиваясь к Семену.
Семен не угрожал, лишь пытался бежать. Плакал и умолял ничего с ним не делать. Мне было его жаль, но удар в затылок исподтишка я не забыл. Так сильно мучить его, как Олега, я не собирался, без него Семен не представлял никакой опасности, и потому насилие было разве что в воспитательных целях. Я окунул его лицом в болото, как это делал Олег со мной. Затем вынул. Костя хлопнул в ладоши, я повернулся на хлопок. Олег сжался на земле. Я решил не сдавать назад, потому что от меня ждали определенных действий, и макнул Семена в воду. Затем вытащил. Так мы проделали несколько раз. Олега также не обошли стороной. Костя хлопал, я макал Семена в воду, а братья лили на Олега воду из бутылки. Я не стал этому противиться, потому что понимал, что рефлекс не должен ослабевать в первый же день. Он был нужен на случай, если Олег захочет отомстить. Один хлопок – и он выведен из строя. Можно наносить удары и хлопать. Для нас это было механизмом давления и защиты.
Мысленно я оправдывал причиненную жестокость необходимой защитой с превентивными мерами. Трудно поспорить с тем, что я был прав. Отпусти мы их, ничего особо не сделав, они поймали бы кого-то из нас, и это затянулось бы на месяцы и даже годы, но если сразу навести ужас, то это уже не вызовет никакого желания бороться. Тем более если мы будем вместе. Олега все не любили, и за него бы никто не пошел. Так что мы были вынуждены сделать это, чтобы обезопасить себя, потратить меньше времени, здоровья и отомстить сразу за всех, устанавливая справедливость.
Мы поставили их на колени.
– Еще раз вас вместе увидим – и все повторится, – сказал я. – Кого-то из наших тронете – вернем в несколько раз сильнее, чем было сегодня. Поняли?
– Да-да, – отвечали они.
Данным условием мы их разбивали и делали слабее, чтобы они не могли собраться вместе из-за страха расправы. А еще для того, чтобы иметь явный индикатор: если они вместе – значит, не послушали нас и обязательно будет стычка.
– Теперь идите в воду и плывите на другой берег. И помните: если кто-то из нас пострадает или будет хотя бы обозван – о том, что было, узнают все остальные, – сказал я. Они переглянулись и молча пошли в воду, искоса поглядывая и ожидая ударов. Оправдывая их ожидания, Костя погнал их ударами болта по спине. Братья хлопали в ладоши. Олег и Семен нелепо бежали, пригибаясь. Для нас это, с одной стороны, было смешно: расплата, обидчики получили по заслугам, но, с другой стороны, это было жутким садизмом, который менял не только их, но и нас. Я на какой-то момент испытал дереализацию и посмотрел на ситуацию со стороны, видя в ней вопиющую жестокость. Мне не хотелось такое больше повторять никогда. То ли разумные мысли вернулись в голову, то ли увидел весь ужас сотворенного, от которого хотелось отстраниться, но я испытал отрешенность от ситуации.
Мы пошли по домам и говорили о том, кто как визжал. И тут я заметил, что кого-то
– А где Серега? – спросил я.
– Так это, – осмотревшись, ответил Костя, – он домой убежал. Я же говорил, на него нельзя положиться. Он и нам-то помог, потому что я ему в живот ударил. За свою шкуру трясется, будто она кому-то нужна. Подстилка.
– Нам такие не нужны! – ответили братья. Остальные их поддержали.
Я с ними согласился.
Вечер насупил брови, небо нахмурилось дождем. Мы побежали по домам: ребята на Знаменную, а я к себе. Я хлюпал ногами по лужам, а в голове мелькали мысли о том, чтобы меня не догнали Олег и Семен в желании отомстить. Для меня все еще оставался подвешенным вопрос о том, как они отреагируют на случившееся и захотят ли отомстить на следующий день или, напротив, послушаются, проглотив гордость. Так или иначе, ответ могло дать только время, а мне нужно было вести себя уверенно, будто я нисколько не боюсь их возможной мести, иначе этим я мог ее даже спровоцировать. Страх порождает агрессию.
ГЛАВА XIII
Вернувшись домой, я не торопился ложиться спать. В мыслях, не давая покоя, возникали гримасы ужаса, которые я видел на лице Олега. Мне было трудно понять свою внутреннюю жалость к нему, которой он, на самом деле, не заслуживал. Олег всю жизнь вел себя, как последняя тварь, все его тихо презирали, никто не хотел с ним общаться, но мне все равно было его по-человечески жаль. Что это были за чувства, я не понимал. Может, это прошлый я давал о себе знать. Ужаснулся, увидев, что сотворил. Может, это мое воспитание. Может, я изменился внутри, когда так себя повел. Я же не плохой человек? «Всем только легче от того, что случилось с Олегом. Месть за всех… Он это заслужил!» – так я себя успокаивал.
Утром я проснулся от крика у ворот. Неохотно встав, я подошел к окну и увидел там Олега. Накинув одежду и взяв в руку болт, я вышел, готовый ударить его при первом же слове, которое выражало бы хоть малейшую агрессию.
– Ты чего с болтом? – произнес знакомый голос, который не принадлежал Олегу. Я присмотрелся: это был Костя.
– Да показалось… думал, Олег пришел, хотел отвесить ему.
– Да он все, слился. Видел его сегодня. Подбежал руку пожать. Даже в глаза не может посмотреть.
– Да? – удивленно произнес я. – То есть, сработало?!
– Ага. Как раз зашел сказать про это. Представляешь? Мы же так весь мир перевернем! Сначала здесь развернемся, а потом и власть свергнем! Сделаем нормальную жизнь для людей, а не то, что сейчас – произвол.
– А потом и другие государства, – ответил я. Мы посмеялись.
Приход Кости и его весть меня успокоили. Одной проблемой стало меньше. Оставался Вова. С ним было сложнее, потому что он был старше, крупнее и с ним были люди. Но к нему не было такой ненависти, как к Олегу. К тому же у Вовы были организаторские способности, то есть он вполне мог нам что-нибудь противопоставить.
Когда Костя ушел, я остался дома один. Сидел в гостиной и смотрел на луч света, проникающий сквозь занавески и оставляющий узор на полу. Это навело меня на мысль, что Олег изменил свое поведение просто потому, что его подавили физически: он нарвался на силу, которую не смог победить, и, соответственно, поддался ей. Он был как луч света, который проникал сквозь занавеску: принимал такой облик, какой ему диктовал узор на ткани. Пока он находится в слабой среде, где ему никто не мешал и не давал нормальный отпор, он был агрессором и делал, что хотел, но когда встретил серьезный отпор – поддался. И это не из-за его слабого характера, это сущность человека – поддаться, чтобы добиться безопасности из-за необходимости удовлетворить витальные потребности. Будь он психопатом, он бы продолжал давать отпор, несмотря на опасность, ведь нездоровая психика не может адекватно реагировать на внешние обстоятельства. Но психопатом Олег не был. Он просто вымещал на других агрессию, которую постоянно получал дома. Его унижали – он унижал. После случившегося у него было два пути: продолжать вымещать агрессию на тех, на ком он еще мог, или закрыться от мира и стать замкнутым, сублимируя агрессию куда-то в другое русло.