Переживая прошлое 2

Косачев Александр Викторович

Меня это возмущало до тех пор, пока я не понял, что сам оправдываю свою жизнь и, в сущности, точно так же ничего стоящего не сделал, хотя жил уже не первый год. В некоторой степени, это меня остудило. Я начал трезво смотреть на вещи, без прежней злости. В какой-то момент заметил, что немного даже изменился. Люди в моем возрасте напивались в умат, гуляли, веселились, а я думал о том, как добиться заветной цели. Правда, я ничего для этого не делал. Ждал какого-то чуда и надеялся, что все устроится. Со временем пришло понимание, что счастье не зависит от достатка. Вроде бы такая банальность: как этого не понимать, все же об этом говорят, затертая до дырок истина, но не для подростка, который мыслит определенными категориями. Это было сложно, ведь мир делился на черное и белое, все или ничего.

Когда мне было шестнадцать, родители купили компьютер. Это яркое событие отвлекло меня от потрясений последних лет. К сожалению, я даже не понимал, что у меня уже не первый год была запущенная депрессия и все мои проблемы были не такими

существенными, как мне казалось. Но это, конечно, с одной стороны. С другой же, два любящих сердца, терзаемых разлукой, несмотря на возраст, тянули тяжесть бремени этого периода. Мы были зависимы от родителей и никак не могли это изменить. Мои родители не могли переехать в Германию, а ее – понимали, что в России качество жизни простого населения заметно ниже, чем в другом государстве. Несмотря на расстояние и прошедшие годы, мы все равно любили друг друга и не собирались переставать. Эта любовь была уже нетипичной для подросткового периода и, кажется, тянулась из прошлого, возможно, даже настолько далекого, что прошлый я мог его просто не знать. Как там было раньше? Были ли мы вместе? Было ли оно вообще? Я не знал. Наверное, и никогда не узнаю.

Я стал пробовать писать на компьютере, и у меня начало получаться связывать между собой предложения. Поначалу я был в восторге и не понимал, почему так выходило, а потом понял, что главное отличие рукописного текста от компьютерного – это отсутствие помарок и исправлений, которые мешали воспринимать написанное целостно. При виде чистого текста, причем, хорошо читаемого, с подчеркнутыми ошибками, которые я, конечно же, исправлял, возникало ощущение, что у меня выходит действительно что-то стоящее. Текст был сырой, но прогресс наблюдался. Это начало вдохновлять. Затем пришло письмо от Тани, в котором она спрашивала, нет ли у нас в поселке интернета, который мог бы нам позволить общаться каждый день. Собрав весь нужный и ненужный цветной металлолом, я сдал его, провел интернет и даже смог оплатить годовое пользование. Зарегистрировался в Facebook. Дома мы, конечно, сидели поочередно, как и все, у кого был компьютер. Даже ругались из-за пары минут, когда кто-то пересиживал свое время, влезая в чужое. Мне приходилось договариваться так, чтобы сидеть с учетом возможности общаться с Таней: у нас с ней была разница по времени три часа в ее пользу.

Когда мне исполнилось восемнадцать, я поступил в медицинскую академию в Челябинске на лечебное дело. Прошел даже на бюджет. На это меня сподвигла Таня, которая училась на медсестру, а также мой прошлый опыт, который был описан в рукописи. Я посчитал, что впоследствии выучусь на психиатра и это поможет понять все случившееся со мной. С попытками написания чего-то дельного я не покончил. Пробовал, по мере возможностей. А что касается главного – нашей встречи, то она постоянно срывалась. То не было денег, то были проблемы с загранпаспортом, то в нужный момент терялся паспорт с билетом на самолет, то поднималась высокая температура, то еще что-то… И это случалось как у меня, так и у Тани. Мы пробовали годами. Страдали, когда не получалось, но верили, что однажды все-таки получится. Мы были уже самостоятельными, но все равно что-то держало нас каждого в своей стране. И только мы хотели послать все к черту, чтобы броситься друг к другу, как происходило что-нибудь такое, что нельзя было послать, как мы этого хотели. Нам приходилось брать лопату и разгребать горы дерьма, свалившегося на наши плечи. За все годы мы так ни с кем другим и не встречались, ни с кем не спали и даже не пробовали. Для нас не было других. За это время я написал пару книг, но они не пользовались популярностью и я их благополучно удалил. В итоге решил перепечатать старые рукописи с некоторыми исправлениями, отдал их редактору, довел до ума и выложил бесплатно в интернете. Книги назвал «Переживая прошлое» и просто разбил на две части. Одна была жизнью прошлого меня, а вторая вмещала мое прошлое и настоящее, заканчиваясь на том, что мы с Таней так и не смогли встретиться. Отчасти это были реальные переживания, и потому они казались убедительными. Мне даже стало казаться, что нельзя написать хорошо, если ты в действительности это не пережил. Тане книги понравились, но она от них плакала. Тяжело было понимать, что это не выдумка, как это всем подавалось, а наша жизнь, которую нам было очень тяжело жить. Мы в прямом смысле страдали. Каждый день. Я зачастую жалел, что не послушал себя прошлого и не проигнорировал Таню в свое время.

Также из памяти не выходила просьба прошлого меня найти какую-то девушку, которая мне как-то снилась. Кто она, что она, где она – я не представлял. Но, с другой стороны, зачем мне она была нужна, ведь я любил Таню и не представлял себя рядом с другими, поэтому даже не пробовал нормально искать, ведь для меня это было не важно: той самой девушкой для меня была моя Таня.

Попытки заработать денег срывались, когда подходило время. Сперва я злился, но потом понял, что все бесполезно, и прекратил даже пробовать заработать на записанных в рукописях идеях. Книгами тоже больше не занимался – забросил. Не знал, что писать, ведь больше уже прожитого я не жил, а писать выдумки не умел. Наверное, причина была в годах постоянных неудач, которые сильно влияли на меня и не давали оптимистично смотреть на жизнь.

В жизни бывает так: то все получается как-то само, то не получается вообще никак,

сколько ни старайся. Я вспоминал демона, который был описан, и понимал, что прошлый я жил чужой жизнью и потому демон меня выгонял, уничтожая все, что меня держало. А в этой жизни демона не было, но я никак не мог встретиться с Таней, хотя мы общались и хотели быть вместе. Я не понимал, почему так происходит. Если бы что-то требовалось только от меня, то Таня бы просто ушла к другому и отказалась от нас, но она была словно привязана ко мне. Как и я к ней. Мы не могли друг от друга отказаться, и это означало, что и не должны были. Чего от нас хотела жизнь – было загадкой, но она имела планы на нас и это было очевидно. В какой-то момент я начал думать, что это испытание, что вот пройдет период проверки – и все, мы сойдемся навсегда, но период этот все не проходил. Я искал информацию в разных источниках, но ничего подобного не встречал и даже не представлял, где это можно искать. Попробовал даже найти ответ в религиях, но так и не встретил ничего похожего на наш случай.

Со временем мы как-то привыкли к такой платонической любви. Смотрели друга на друга с экранов ноутбуков и мастурбировали то на фотографии, то на видео, то онлайн. В последнем случае процесс затруднялся из-за некоторого стеснения, но это давало больше эмоций, чем все другие варианты. Так создавалась некая иллюзия близости и прямой связи друг с другом, которой иначе не возникало. Другие, наверное, назвали бы нас психами, если бы узнали подробнее нашу историю, но нам было плевать. Мы особо не распространялись о том, что происходило в наших жизнях. Не хотели, чтобы кто-то лез к нам со своей линейкой и упрекал в чем-то, что, по его мнению, было неправильным. «Найдите других, встречайтесь, свет клином не сошелся, как это вы не можете встретиться» и прочие слова, которые мы заранее уже предполагали. Нас пробовали даже сватать, и меня и Таню, но мы лишь смеялись над этим. А однажды Таня даже предложила мне отправить ей свою сперму, чтобы она могла забеременеть. Это было нелепо. Мы посмеялись, но в этой шутке была даже какая-то своя идея семьи, несмотря ни на что. В итоге я даже попробовал. Ничего не вышло… Впрочем, иного мы и не ожидали. Время шло. Мы были далеко друг от друга, но вроде как вместе. Посылали друг другу посылки с подарками на праздники, спали онлайн, собственно, практически жили вместе, разве что между нами не было физического контакта и мы не могли напрямую что-то сделать друг для друга: банально приготовить завтрак или помыть друг друга в ванной. Для имитации объятий мы брали плюшевых медведей, которых прислали друг другу, предварительно наобнимав. Глупо, но это было важно для нас. Через некоторое время мы снова менялись медведями, чтобы передать объятия и запах, которые они впитывали от нас. Мы и не заметили, как перестали даже пытаться встретиться, а просто начали жить именно таким образом – на расстоянии сотен тысяч километров. Это были настоящие онлайн-отношения. Умудрились даже пожениться очень замудренным способом. Люди спрашивали о кольце на пальце, которое прислала мне Таня, а ее спрашивали о кольце, которое прислал ей я. Мы отшучивались. Наши семьи знали о том, как все было на самом деле, и не были согласны с тем, что происходило в реальности, но и изменить ничего не могли, потому что это была наша жизнь, наш мир и наша сумасшедшая онлайн-семья. Также у нас был одинаковый ремонт в комнатах. Порой даже создавалось впечатление, что мы и правда живем вместе, просто кто-то пока не находится дома. Мы сделали совместные фотографии благодаря Adobe Photoshop. Вся эта скупка одинаковых вещей и ремонт в комнатах были бессознательной попыткой приблизиться друг к другу, что на деле являлось формой сублимации постоянного стресса.

– Зубная паста заканчивается, – сказал я, нанося точно такую же, как у Тани.

– У меня тоже, – произнесла она и показала в камеру телефона.

– Ну что, пошли ходить?

– Да, пойдем.

У нас были общие привычки: ходить кругами по комнате, чистить зубы, прогуливаясь по дому, заслушивать песни сотни раз без остановки, постоянно пить чай маленькими глоточками, мечтать о разных событиях, засыпать только на правом боку. В целом, привычек было безумно много. Мы часто договаривали друг за другом слова и шутили, что мы просто скопированы.

– Сегодня пациент был, – рассказал я. – Говорит, что он народный артист СССР, а до этого он говорил, что библиотекарь.

– Шизофрения? – спросила Таня.

– Да. Правильно. Сразу же угадала.

– У тебя зубная паста на футболке. Вон, смотри, – произнесла она.

– Где, не вижу? Нет же ничего!

Таня смеялась. Ей нравилось подшучивать надо мной подобным образом, а я все время покупался на ее розыгрыши. Еще мы постоянно играли в «угадай диагноз», вроде ситуации с шизофреником: я описывал симптомы, а Таня угадывала диагноз пациента психиатрической больницы. Это было забавно. Саму игру мы намеренно не придумывали, все случилось как-то само. Нам нравилось.

Мы знали жизнь друг друга, знали привычки, вкусы и предпочтения, мы знали все… кроме физического тела. Поначалу это ужасно мучило нас, мы откровенно испытывали недостаток, это ощущение было сравнимо с настоящим голодом, который было невыносимо терпеть, но со временем привыкли. Завели котов, чтобы они гасили чувство одиночества, которое требовало физического контакта с чем-то живым. Пушистые комки не заменяли человека, но избавляли от страданий.

– Это вино мне нравится больше, – произнесла Таня, отпивая из бокала.