Пернатый змей
Шрифт:
Сиприано повернулся к четырем пеонам. Протянул руку с четырьмя черными веточками первому из них, коротышке. Тот с любопытством посмотрел на веточки.
— Тут нет зеленой, — скептически сказал он.
— Не веришь! —
И протянул ему черный лист.
— Я это знал заранее, — сказал коротышка и с демонстративным презрением отбросил лист.
Второй пеон вытащил черный лист. Он, как зачарованный, смотрел на него, вертя в пальцах.
Третий вытащил лист, нижняя часть которого была зеленой.
— Видишь! — сказал Сиприано. — Зеленый лист Малинци! — И протянул четвертому последний, черный, лист.
— Я должен умереть? — спросил тот.
— Да.
— Я не хочу умирать, господин.
— Ты играл со смертью, вот она и выпала тебе.
Троим обреченным завязали глаза черными повязками, сняли с них рубахи и штаны. Сиприано взял блестящий тонкий кинжал.
— Владыки Жизни — Распорядители Смерти, — произнес он громко и ясно.
И нанес три молниеносных сильных удара в сердце приговоренным пеонам. Затем поднял окровавленный кинжал и отшвырнул в сторону.
— Владыки Жизни — Распорядители Смерти, — повторил он.
Стражи по очереди подняли кровоточащие тела и отнесли их в церковь. Остался один пленник, которому достался зеленый лист.
— Прикрепите зеленый лист Малинци ему посреди лба, ибо Малинци может помиловать лишь один раз, но не больше.
— Слушаюсь, мой господин! — ответил страж.
И пеона повели в церковь.
Сиприано последовал за ними. Замыкал процессию последний страж.
Спустя несколько минут снова загремели барабаны, и люди медленно потянулись в церковь. Женщинам войти не позволили. Внутри вся церковь была увешана красно-черными флагами. Сбоку от алтаря появился новый идол: массивная фигура сидящего Уицилопочтли из черного вулканического камня. Вокруг идола горело двенадцать красных свечей. В руке он держал пучок черных листьев. У его ног лежали пять мертвых тел.
Высокое пламя на алтаре выхватывало из темноты статую Кецалькоатля. Рамон в голубом с белым одеянии Кецалькоатля сидел на своем низком троне. Рядом стоял другой трон, но он был пуст. Вокруг Рамона стояли шестеро стражей Кецалькоатля, на другой стороне алтаря, стороне Уицилопочтли, никого не было, кроме мертвых тел.
Снаружи непрерывно бешено гремели барабаны Уицилопочтли. Внутри звучал мягкий рокот барабана Кецалькоатля. Мужчины из толпы потоком шли в церковь между стоявшими у дверей стражами Кецалькоатля.
По сигналу флейты двери закрыли. Барабаны Кецалькоатля смолкли, и на башнях колокольни заиграл пронзительный горн Уицилопочтли.
Затем в центре церкви появился кортеж Уицилопочтли: молчаливые мужчины, босые, в одних черных набедренных повязках, с раскрашенными торсами и в головных уборах
За ним следовали его стражи, лица раскрашены красным, черным и белым, тела — как у Сиприано, на затылке красное перо. Бесстрастно и монотонно звучал барабан Уицилопочтли.
Живой Уицилопочтли приблизился к ступеням алтаря, Живой Кецалькоатль встал навстречу ему. Они приветствовали друг друга: каждый на мгновение левой рукой прикрыл глаза, а пальцами правой коснулся пальцев другого.
Сиприано встал у статуи Уицилопочтли, окунул руку в каменную чашу, издал громкий клич Уицилопочтли и поднял руку, которую опускал в чашу и ставшую красной. Его стражи сделали то же: издав громкий клич, быстро по очереди подошли к чаше, окуная в нее руку и, мокрую, красную, поднимая ее вверх. Процедура сопровождалась бешеным боем барабана Уицилопочтли, по окончании резко смолкшим.
Рамон: Почему рука у тебя красна, Уицилопочтли, брат мой?
Сиприано: На ней кровь предателей, о Кецалькоатль!
Рамон: Что они предали?
Сиприано: Желтое солнце и сердце тьмы; сердца мужчин и бутоны женщин. Пока они были живы, нельзя было увидеть Утреннюю Звезду.
Рамон: Они воистину мертвы?
Сиприано: Воистину, мой господин.
Рамон: Пролилась ли их кровь?
Сиприано: Да, мой господин, только кровь серых псов не пролилась. Двое умерли бескровной смертью серых псов, трое — кровавой.
Рамон: Дай мне кровь этих троих, брат Уицилопочтли, чтобы я окропил ею огонь.
Сиприано поднес каменную чашу и маленький пучок черных листьев, взяв их из руки идола Уицилопочтли. Рамон медленно, спокойно окунул черные листья в кровь и легко брызнул на огонь.
Рамон: Тьма, испей крови искупления.
Солнце, глотни крови искупления.
Расступись море и взойди, Утренняя Звезда.
Он вернул чашу и листья Уицилопочтли, который отнес их к черному идолу.
Рамон: Ты, который отнял жизнь у этих троих, Уицилопочтли, брат мой, что ты сделаешь с их душами?
Сиприано: Их я отдаю тебе, мой господин, Кецалькоатль, Повелитель Утренней Звезды.
Рамон: Хорошо, отдай их мне и я укутаю их моим дыханием и отправлю в самый долгий из всех путей — сон и нескорое пробуждение.