Пернатый змей
Шрифт:
И слова приходят, как сны, и уходят, как сны.
И человек — это сон, снящийся Змею.
И только сон, который не снится, говорит: Я Есмь!
В не снящемся Сейчас, Я Есмь.
Сны являются, как должны являться, и человек — сон явленный.
Но спящая без сновидений плазма Змея есть плазма человека, вместе плазма и тела его, и его души, и его духа.
И совершенный сон Змея Я Есмь — это плазма человека, который един.
Когда плазма тела, плазма души и плазма духа едины, в Змее Я
Я есмь Сейчас.
Прошлое — сон, и будущее — сон, как две разных, тяжелых ноги.
Но Сейчас — Я Есмь.
Деревья во сне раскрывают листья, цветы распускаются во сне навстречу целомудренному Я Есмь.
Птицы забывают свои беспокойные сны и громко поют в Сейчас: Я Есмь! Я Есмь!
Ибо у снов есть крылья и ноги, и пути, которые нужно пройти, и усилия, которые нужно совершить.
Но мерцающий Змей Настоящего не имеет ни крыльев, ни ног, неразделен, свернулся в безупречное кольцо.
Так кошка ложится, сворачиваясь в клубок Настоящего, и корова утыкает нос в свое брюхо.
На лапах сна скачет заяц по склону холма. Но когда останавливается на бегу, сон рассеивается, он входит в бесконечное Сейчас, и глаза его широко раскрыты: Я Есмь.
Лишь человек видит сны, видит сны, видит сны, видит сны и меняется ото сна ко сну, как тот, кто мечется на своем ложе.
Глаза его спят и рот спит, его руки спят и ноги, его фаллос и сердце, и живот, его тело и дух, и душа спят среди бури снов.
И он бросается из сна в сон в поисках совершенного сна.
Но я говорю вам, нет совершенного сна, ибо в каждом сне боль и томление, томление и боль.
И ничто не совершенно, кроме сна, переходящего в сон Я Есмь.
Когда сон глаз безвиден и вокруг — Сейчас.
И сон рта возглашает окончательное Я Есмь.
И сон рук как сон птицы на море, колышущейся с волнами и не ведающей об этом.
И сон ступней и пальцев ног касается сердцевины мира, где спит Змей.
И сон фаллоса познает великое Я Не Познал.
И сон тела есть покой цветка в темноте.
И сон души растворяется в аромате Сейчас.
И сон духа слабеет, и клонит голову, и стихает с Утренней Звездой.
Ибо всякий сон начинается в Сейчас и завершается в Сейчас.
В сердцевине цветка — мерцающем, спящем без сновидений Змее.
И что уходит, есть сон, и что приходит — сон. Есть вечное и единственное Сейчас, Сейчас и Я Есмь.
Сидящие мужчины молчали. На дороге скрипела повозка, влекомая волами, да с озера доносился слабый стук весел. Но семеро мужчин сидели, склонив головы, в состоянии близком к трансу, впитывая слова Рамона.
Мягко зазвучал барабан, словно сам по себе. И один из мужчин запел тихим голосом:
Бог Утренней Звезды Стоял между ночью и днем: Как птица, поднявшая крылья, стоит, Сияя правым крылом, Левым во тьму погрузясь. Звезда Зари над горизонтом. Вот! Я здесь всегда! Далеко,— Говорю вам! — сказал Рамон в наступившей тишине. — Мы будем боги перед людьми и владыки перед людьми. Но богами людей и владыками людей мы не будем. Говорю вам! Мы — боги ночи, Боги дня и ночи. Сыновья Утренней Звезды, сыновья Вечерней Звезды. Люди Утренней и Вечерней Звезды.
Мы не боги людей: как люди могут сделать нас богами? И мы не владыки людей, ибо люди не заслуживают этого.
Но я — Утренняя и Вечерняя Звезда, и я бог дня и ночи. Властью, которою наделена моя левая рука, и властью, которая в моей правой руке, я бог двух путей.
И мой цветок на земле — жасмин, а на небе — цветок Венеры, вечерней звезды.
Я не буду ни командовать вами, ни служить вам, ибо змей уползает и сворачивается в своем жилище.
И все же я буду с вами, чтобы вы не отступились от самих себя.