Пернатый змей

Лоуренс Дэвид Герберт

Рамону было в тягость это трепещущее, неуступчивое, слепое противоборство жены в сочетании с ее беспомощным обожанием.

В девять утра появился слуга, чтобы проводить Кэт до гасиенды, которая называлась Хамильтепек. В руке он держал корзину — он зашел к ней по дороге с рынка. Пожилой человек с проседью в усах, но глаза блестели молодо и живо. Босые его ноги в сандалиях были почти черны от солнца, штаны и рубаха были ослепительно белые.

Кэт рада была пройтись. Единственное, чем угнетала ее жизнь в городке, это невозможность гулять в окрестностях. Всегда существовала опасность подвергнуться ограблению или нападению. Правда, она устраивала прогулки, насколько возможно далекие, по окрестностям городка,

делая это обычно в сопровождении Эсекьеля. И тем не менее уже начинала чувствовать себя узницей.

Итак, она была рада отправиться в путь. Утро было ясным и жарким, бледно-коричневое озеро совершенно неподвижно, как видение. По берегу двигались люди, издалека крохотные, как белые точки: белые точки людей, идущих в тусклых облачках пыли за своими осликами. Ее часто поражало, почему в мексиканском пейзаже люди кажутся белыми пятнышками; всего лишь пятнышками жизни.

От берега они свернули на неровную пыльную дорогу, уходившую на запад меж крутых склонов холмов и небольшой равниной у озера. Примерно милю они шли мимо вилл, большая часть которых были заколочены, некоторые разгромлены, с обрушившимися стенами и выбитыми окнами. Лишь цвели цветы над грудами обломков.

На открытых местах стояли шаткие лачуги индейцев, без всякого порядка, словно разбросанные ветром. Вдоль дороги под горой тянулись черно-серые коробки саманных домишек, рядом копошились куры, бродили, похрюкивая, коричневые и серые с черными пятнами свиньи, бегали полуголые оранжево-коричневые детишки или же лежали на дороге, уткнувшись лицом в пыль и подставив солнцу маленькие попки, и крепко спали. Уже опять спали.

На многих домах мужчины с чрезвычайно озабоченным видом перекладывали соломенную или ремонтировали черепичную крышу. И прикидывались, что очень спешат, потому что в любой день могли начаться нешуточные дожди. А на небольшом поле у берега пара быков тащила деревянную раскрашенную соху, больше царапавшую, чем вспахивавшую каменистую землю.

Но эта часть дороги была знакома Кэт. Она уже видела прекрасную виллу на пригорке, с купами пальм и аллеями, простертыми, как мертвец на столе, готовыми вновь уйти в небытие. Приятно было проходить мимо вилл, расположенных у самого берега, где дорога шла под большими тенистыми деревьями с косматыми, взъерошенными вершинами. Слева была вода, сизая, как горлица, плещущая о желтовато-коричные камни. Там, где в озеро впадал ручей, женщины деловито стирали белье. В самом озере, на мелководье, сидели две купальщицы с мокрыми черными волосами. Чуть дальше по берегу брел мужчина, временами останавливался, ловким движением забрасывал круглую сеть, вынимал ее и выбирал маленьких блестящих рыбок, зовущихся чарале. Необыкновенные тишина и покой солнечного утра, будто века назад.

С озера дул легкий ветерок, но глубокая пыль под ногами была горячей. Справа шел крутой склон горы, выжженный, желтый, слепящий, пышущий сухим жаром и от которого исходил слабый, сухой, особый запах Мексики, словно запах последних высохших остатков земного пота.

И все время вереницы осликов, трусящих с поклажей на спине по глубокой пыли; их хозяева шагают позади, прямые, быстрые, смотрящие черными дырами глаз, непременно отвечающие на приветствие Кэт уважительным: Adi'os! И, как эхо, лаконичный ответ Хуаны: Adi'osn! Она хромает и ужасно недовольна, что Кэт решила идти пешком четыре мили, когда можно было бы добраться на старом такси, или на лодке, или хотя бы верхом на осле.

Куда там, тащись вот теперь! Все это Кэт слышала в медленном, язвительном Adi'osn! своей криады. Но их сопровождающий браво шагал позади, весело приветствуя встречных. На поясе у него красноречиво болтался револьвер.

Дорога обогнула желтый выступ скалы, и впереди открылась небольшая сухая каменистая равнина, поросшая пыльными колючками и

кактусами. По левую руку ярко зеленели ивы на берегу озера. Гряда холмов по правую руку уходила от берега к отвесным морщинистым склонам гор. Далеко впереди холмы вновь сворачивали к озеру, и между ними открывалась узкая трещина прохода, подозрительно похожая на просто углубление. Этот проход вел от прибрежных земель дона Рамона к небольшой долине, где он выращивал сахарный тростник. А там, где холмы вновь подходили к берегу, темнели группы манговых деревьев и красный верхний этаж усадьбы.

— Вон она! — крикнул позади провожатый. — Хамильтепек, сеньорита. La hacienda de Don Ram'on! [86]

Глаза его вспыхнули, когда он произнес имя дона Рамона. Он был гордый пеон и казался по-настоящему счастливым.

— Только глянь! Как далеко! — закричала Хуана.

— В следующий раз, — сказала Кэт, — я пойду одна или с Эсекьелем.

— Нет, нинья! Не говори так. Просто нынче утром нога что-то разболелась.

— Да. Лучше будет не тащить тебя с собой.

86

Гасиенда дона Рамона! (исп.)

— Нет, нинья! Мне нравится идти, очень нравится!

Крылья ветряного насоса, качающего воду из озера, весело вращались. От прохода в холмах начиналась долина, по дну которой бежал ручеек. Ближе к берегу, где долина выравнивалась, зеленела роща банановых пальм, защищаемая от ветра с озера цепочкой ив. На вершине склона, где дорога ныряла в тень манговых деревьев, чуть поодаль от нее, тянулись два ряда саманных домишек, целая небольшая деревенька.

Между деревьями показались идущие с озера женщины с кувшинами на плече; у дверей домишек, сидя голыми попками в глубокой пыли, играли дети; там и тут козы на привязях. Мужчины в грязной белой одежде лениво сидели на земле, скрестив руки и вытянутые перед собой ноги, или на корточках, подпирая стены своих домишек. Отнюдь не dolce far niente [87] . Казалось, они ждут, вечно ждут чего-то.

87

Сладострастная праздность (итал.).

— Сюда, сеньорита! — крикнул ее провожатый с корзиной и, подбежав к ней, показал на ровную дорожку, спускающуюся между большими деревьями к белым воротам гасиенды. — Вот мы и пришли!

Он неизменно говорил радостным тоном, словно для него это место было страной чудес.

Высокие двери в загуан, вестибюль, были нараспашку, и внутри, в тени, сидели двое низкорослых солдат. Усыпанную соломой площадку перед воротами рысцой пересекали два пеона, несшие на голове по огромной грозди бананов. Солдаты что-то сказали им, и, остановившись на бегу, они медленно повернулись вместе со своей желто-зеленой ношей, чтобы посмотреть на Кэт, Хуану и Мартина, их провожатого, идущих по дорожке к дому. Потом снова повернулись и вбежали, босые, во двор.

Солдаты встали. Мартин опять подскочил к Кэт и помог пройти в сводчатые ворота по глубоким колеям, оставшимся от бычьих повозок. Хуана со смиренным видом шла позади.

Кэт вошла в просторный, пустой двор, казавшийся безжизненным. С трех сторон двор был окружен высокими стенами, вдоль которых тянулись навесы и коновязи. Четвертая, обращенная к ним, сторона представляла собой стену дома с глядящими во двор окнами, забранными прочными решетками, в которой, однако, не было обычной двери. Вместо нее был еще один загуан с закрытыми дверьми, проходящий через весь дом.