Пернатый змей
Шрифт:
Он сбросил труп вниз и смотрел, как он падает. Потом подошел к Кэт и заглянул в лестничный пролет.
— Думаю, вы только слегка задели его первым выстрелом, оглушили его, — сказал он.
— Есть еще другие? — спросила она с содроганием.
— Кажется, они все ушли.
Лицо его бледное, почти белое, со все таким же по-мальчишески безгрешно-ясным лбом, напоминало застывшие сумерки.
— Вы серьезно ранены? — спросила она.
— Я? Нет! — и он дотронулся окровавленными пальцами до продолжавшей кровоточить раны на спине.
День клонился к желтому жаркому
Он снова подошел к первому бандиту, чтобы рассмотреть его ужасное лицо.
— Вы знаете его? — спросила она.
Он отрицательно покачал головой.
— Не то чтобы знаю, — ответил он. — Но хорошо, что он мертв. Хорошо. Хорошо, что мы с вами убили его.
Он взглянул на нее, и в его глазах блеснуло свирепое одобрение дикаря.
— Брр! Нет! Это ужасно! — воскликнула она, передернувшись.
— Мне повезло, что вы оказались здесь! Нам повезло, что мы их убили! Хорошо, что они мертвы.
Густой, роскошный желтый свет из-под туч позолотил вечерние горы. Послышался сигнал автомобиля.
Рамон молча подошел к парапету; пятно крови на его штанах стало еще больше, когда он перегнулся вниз. Золотистый свет заливал забрызганную кровью крышу. Жуткий запах крови перебивал другие запахи.
— Сюда едет машина, — сказал он.
Испуганная, она подошла к нему.
Ей открылись холмы и ближние склоны, плывущие в золотом свете, как в лаке. Черные пятна хижин пеонов и пылающая листва банановых пальм, зелено-золотые тенистые деревья. И вдалеке, на дороге — движущееся облако пыли, потом вспышка лобового стекла, когда машина повернула к дому.
— Оставайтесь тут, — сказал Рамон, — а я спущусь вниз.
— Почему ваши пеоны не пришли вам на помощь? — спросила она.
— Они никогда этого не делают! — ответил он. — Если только их специально для этого не вооружишь.
Рамон поднял рубаху и надел ее. Мгновенно на белом полотне проступила кровь.
Он спустился вниз. Она прислушивалась к его шагам на лестнице. Весь двор был в тени и пуст, только лежали два мертвых тела в белой одежде, одно у загуана, другое у столба навеса.
Машина, бешено сигналя, мчалась по аллее к дому. Накренясь на повороте, въехала в загуан. На подножках стояли солдаты.
— Дон Рамон! Дон Рамон! — закричал, выпрыгивая из машины, офицер. — Дон Рамон! — Он забарабанил в ворота внутреннего загуана.
Почему Рамон не открывает? Где он?
Она перегнулась через парапет и пронзительно закричала, как дикая птица.
— Viene! Viene Don Ram'on! El viene! [131]
Солдаты подняли головы на крик. Она в ужасе отшатнулась. Потом в панике бросилась вниз по лестнице на террасу. На каменных ступеньках была кровь, а внизу — лужа крови. На террасе, возле кресел-качалок, лежали в луже крови два мертвых человека.
131
Идет! Дон Рамон идет! Он идет! (исп.)
Один из них был Рамон! На мгновение чувства покинули ее. Потом она
— Господин!
Это был Мартин, личный слуга Рамона. Он умирал на руках Рамона. А Рамон ослабел и лишился сознания от потери крови, когда поднимал Мартина. Но Кэт увидела, что жилка на его шее слабо пульсирует.
Она слепо бросилась вниз и стала трясти огромные железные перекладины засова на двери, безостановочно крича:
— Сюда! Кто-нибудь! Дон Рамон здесь! Он умирает!
Из кухни показались перепуганные мальчишка и женщина. Дверь открыли как раз в тот момент, когда во двор галопом ворвались шестеро солдат на лошадях. Офицер соскочил с коня и, как заяц, бросился через двор, потом по лестнице — в руке пистолет, шпоры сверкают, вид безумный. Когда Кэт вернулась назад, офицер с пистолетом в руке стоял над Рамоном и смотрел на него.
— Он умер? — потрясенно спросил он, взглянув на Кэт.
— Нет! — ответила она. — Просто потерял много крови.
Офицеры подняли Рамона и положили его на террасе. Быстро сняли с него рубаху. Из раны на спине лилась кровь.
— Надо остановить кровь, — сказал лейтенант. — Где Пабло?
Бросились искать Пабло.
Кэт побежала в спальню за водой, сдернула с кровати старую льняную простыню. Пабло, молодой врач, находился с солдатами. Кэт вручила ему кувшин с водой и полотенце и принялась рвать простыню на бинты. Рамон лежал голый на полу, весь в крови. Темнело.
— Свет! — распорядился врач.
Он быстро промыл и внимательно осмотрел рану, чуть ли не касаясь ее носом. И сделал заключение:
— Ничего серьезного!
Кэт приготовила бинты для перевязки и, опустившись рядом с врачом, передала их ему. Служанка поставила возле врача лампу с белым отражателем. Он поднял ее, еще раз внимательно осмотрел рану.
— Нет! — снова сказал он. — Рана не слишком серьезная.
Потом поднял глаза на солдат, молча толпившихся кругом, на чьи смуглые лица падал свет лампы.
— Tu! [132] — сказал он, сделав жест.
Лейтенант, быстро схватив лампу, держал ее над неподвижным телом, а врач с помощью Кэт стянул и забинтовал рану. И Кэт, касаясь податливого, вялого тела Рамона, думала про себя: «Это тоже он, это неподвижное тело! И то его лицо, когда он вонзал нож в горло бандита, тоже был он! И тот сумеречный лоб, и те отчужденные глаза непорочного убийцы — тоже он. Даже сумеречный дикарь! Но где человек, который знает меня, где он? Один из множества этих людей, не более того! О Боже! верни этому человеку душу, верни ее в это окровавленное тело. Дай ему вновь обрести душу или вселенная станет ледяной пустыней для меня и для многих людей».
132
Ты! (исп.)