Перо, закон и стеклянный шар
Шрифт:
– Ну, наконец, – вздохнул журналист при виде выходящего из самоходного аппарата Дорена.
Хальрун, словно флагом, помахал в воздухе отпечатанными страничками и закричал:
– Вы заставили себя ждать, детектив Лойверт!
Дорен, одетый в добротное, теплое пальто и совершенно не идущую ему шляпу, обернулся, услышав окрик газетчика.
– Я прибыл раньше на целых десять минут, – сказал полицейский, закрывая дверцу фиолетового экипажа. – И здравствуйте, вей Осгерт.
Его брюки были старательно отглажены, хотя сам Дорен явно не заботился об опрятности. Детектив успел
– Здравствуйте, детектив... Неужели раньше? Я успел заждаться и ужасно рад вас видеть... Подождите, я избавлюсь от мусора...
Хальрун положил газету на ступеньки крыльца, около которого стоял, и придавил страницы камнем.
– Она заслуживает стать лежанкой какого-нибудь бродяги, – объяснил он свой поступок. – А ведь мне пришлось отдать пол десятинника за описание Совета первых. Тут даже приведена речь председателя. Полностью.
– Торговые пошлины – это важно, – произнес детектив, обнаружив неожиданное знание последних событий на политическом горизонте Хогтории.
Хальрун удивленно моргнул, недоверчиво усмехнулся, а затем по-новому посмотрел на полицейского.
– Что-то не так, вей Осгерт? – спросил Дорен, и его рука замерла над рычажком звонка. – Читать новости утром – полезная привычка.
– Смотря что именно вы читаете. Знаете, что все газеты делятся на утренние и вечерние? «Новостевик Совета» относится к последним, и только по недоразумению выпускается с утра.
Детектив нахмурился, пытаясь уловить логику Хальруна. Газетчик улыбался.
– Почему? – сдался полицейский.
– Все очень просто. Даже странно, что вы не поняли, – Хальрун награнно покачал головой. – Их манера писать – прекрасное средство от бессонницы. Какой непрофессионализм. Просто позор.
– Лучше описывать, кто, кого и сколько раз толкнул? – вступился за «новостевиков» Дорен. – Если вы так думаете, то нас разные представления о вашей профессии.
Хальрун фыркнул.
– Да, но ведь у меня было описано, почему советники начали драться и что перед этим обсуждали.
– В двух абзацах! – возмутился Дорен, окончательно отворачиваясь от двери и поворачиваясь к Хальруну.
– Зато точно и по сути! Я не политик, детектив. Пусть советники болтают сколько им вздумается, если есть охота, а журналист обязан взвешивать каждое свое предложение. Печатное слово имеет известную цену. Одну тысячную круша за сто букв, если вы не знали, а это немало!
Хальрун был действительно зол на газетчиков из «Новостевика Совета». Место под крылом «отцов города» считалось самым хлебным: зарабатывали там в разы больше, чем в «Листке», а работать приходилось меньше. Хальрун почти восхищался наглостью некого Н. Клайвика, который выдал речь председателя за собственную статью, добавив по абзацу во вступлении и по завершению текста. Пелруд Эймарк такой халтуры не допускал, и Хальрун испытывал к коллегам черную зависть, которую изливал теперь на неподготовленного к натиску полицейского. Тут и выяснилось, что детектив Лойверт умеет держать удар.
– А вы кто такой, чтобы решать,
К сожалению, речь Дорена оказалась прервана появлением госпожи Лаллы, которая внезапно возникла в темном дверном проеме. С утра гадалка была одета в вечернее платье с блестками, и выглядела уставшей. Круги под глазами свидетельствовали о тяжелой, бессонной ночи.
Детектив не нажимал на дверной звонок. Дорен отвлекся на разговор про газетчиков и не сделал этого.
– Доброе утро, госпожа Лалла, – поздоровался с ней Хальрун, приподнимая шляпу. – Мы не слишком рано? Я знаю, как невежливо приходить раньше назначенного времени, но иногда обстоятельства вынуждают спешить.
Дорен в знак приветствия просто прикоснулся к полям головного убора.
– Как видите, я готова встречать гостей, вей. Вы совершенно не рано, – сухо ответила гадалка.
Она слегка щурилась, и журналисту казалось, будто в его мысли пытаются проникнуть, таким пронзительным был взгляд Лаллы. Она не выглядела той самоуверенной, преисполненной ленивой грации женщиной, какой представилась газетчику при первой встрече. В ее облике появилась небрежность: по тому, как сидело платье, и по слегка растрепанной прическе можно было догадаться, что госпожа Лалла была чем-то взволнована. Даже выразительная глубина ее голоса не казалась сегодня такой чарующей.
– Прошу вас, – сказала хозяйка дома. – Вам нужно зайти.
Она пересекла уже знакомую журналисту прихожую, но вдруг обернулась, словно внезапно что-то вспомнила.
– Обереги при вас, веи?
Хальрун достал свой и потряс им, как колокольчиком.
– Очень хорошо, – кивнула гадалка. – Прошу последовать за мной.
Она поднималась по лестнице тяжело и медленно, осторожно придерживая пальцами длинный подол. Струящаяся юбка в полумраке напоминала текущую воду, но детектив, вместо того чтобы любоваться плавностью движений гадалки, сверлил взглядом ее спину.
– Вы что-то узнали про вейю Кросгейс? – спросил Дорен.
Лалла покачала головой.
– Нет... Хотя я до сих пор уверена, что Мализа жива. Ночью я проводила сеанс, и духи сказали, что ее нет среди них.
– Показания духов не примут в суде, – заметил Хальрун.
Он не ожидал, что Дорен подхватит шутку.
– Именно, госпожа Лалла. И мое начальство их тоже не примет… Поймите, если вея Кросгейс не объявится сегодня, уже завтра ее будет искать вся полиция Центрального округа, и тайну сохранить не получится. Если вам что-то известно, самое время рассказать об этом.
– Не беспокойтесь, детектив, – ответила гадалка. – Мализа не из тех девушек, кто печется о репутации больше, чем о жизни. Смело делайте свою работу, и не думайте о злых языках...
Лалла шла первой. Хальрун видел ее выпрямленную спину и напряженные плечи, но внезапно их обладательница обернулась, жалобно обхватив себя руками.
– Нет! Я говорю вам делать вашу работу, но, прошу вас, действуйте скорее! – сказала гадалка севшим голосом. – Утром мне стало страшно. Мализа жива, но у меня возникло дурное предчувствие...