Перо, закон и стеклянный шар
Шрифт:
– Предчувствие с утра? – уточнил детектив, сердце которого не дрогнуло при виде страданий госпожи Лаллы. – Еще недавно вы демонстрировали пример удивительного самообладания, несмотря на исчезновение вашей знакомой прямо под окнами вашего дома. Что-то изменилось?
– Что вы пытаетесь сказать? – спросила гадалка и трагически закатила глаза. – Я до последнего надеялась, что Мализа вернется, и что все это окажется недоразумением.
Госпожа Лалла, как и подозревал Хальрун, оказалась прекрасной драматической актрисой.
– Вернется? – переспросил детектив. –
Лалла опустила взгляд.
– У Мализы было пристрастие к странным шуткам... Простите... Идемте.
В комнате для сеансов она села за большой стол, который в прошлый раз был спрятан под кружевной материей, а сейчас пребывал в ужасном беспорядке. Хальрун с интересом рассматривал блюдце с водой, хрустальный шар на серебряной подставке, разбросанные кругом карты и прочие гадательные принадлежности.
Сделав драматичную паузу, гадалка жестом предложила Дорену занять место справа от себя, а после обратилась к Хальруну:
– Вы тоже, вей Осгерт. Садитесь возле меня. Сюда.
Газетчик пожал плечами и поступил так, как было предложено.
– И много открыло вам ночное гадание? – спросил он.
Бледная кисть Лаллы прикоснулась к кружевному воротничку, чтобы поправить камею, а затем гадалка посмотрела на Хальруна. Ее бледное лицо с настоящими, а не нарисованными тенями под глазами выглядело неестественно возбужденным.
– Она в беде. Что-то случилось.
– «Что-то»? – недоверчиво усмехнулся газетчик.
Лалла схватила из рассыпанной колоды одну из карт. В мистицизме Хальрун ничего не смыслил, поэтому тупо уставился на изображение молодого мужчины с копьем в руке.
– Вот! – провозгласила гадалка. – Черный человек навредил Мализе. Карты не врут, вей Осгерт.
В ее голосе имелось столько уверенности, что даже Хальрун на миг растерялся.
– Брюнет? – неуверенно предположил он. – Или одет в черное? Или вы имели в виду его «черное сердце»?
Гадалка сгребла карты с одну стопку.
– Возможно. Карты говорят образами, а не словами. Нужен особый дар, что переводить с их языка.
Журналист кивнул, пытаясь принять новую для себя мысль. Особенная атмосфера дома госпожи Лаллы сбивала с толку, но наваждение легко развеял спокойный голос детектива Лойверта.
– Зачем вы позвали нас, госпожа Лалла? Вы ведь что-то хотели сообщить?
Взгляд гадалки скользнул по лицу детектива, а потом – по предметам на столе. Дорен правильно ее понял.
– Я не верю в духов, госпожа Лалла, – сказал детектив. – Мне нужны свидетели материального плана.
Хальрун поспешил вмешаться.
– Существование людей с черными сердцами сомнений вызывать не может. Давайте послушаем госпожу Лаллу, детектив Лойверт. Ей наверняка есть что сказать.
– Спасибо, вей Осгерт, – тон гадалки стал холодным, – но я привыкла к недоверию. Не всего готовы принять, что в мире существует нечто более сложное, чем то, что человек может потрогать или увидеть... Вы принесли то, что я просила?
Хальрун перевел взгляд на полезшего
– Платок вейи Кросгейс, – сказал детектив и выложил на стол белую, почти прозрачную материю. – Ее горничная дала его мне.
– Это подойдет. Теперь я смогу найти Мализу.
Неожиданно в комнате потемнело, хотя Хальрун был готов поклясться, что гадалка не сделала ни одного подозрительного движения. Она смяла ткань в руках, поднесла к лицу, а затем глубоко вдохнула. Выражение на лице госпожи Лаллы стало отрешенным и пустым. Хальрун переглянулся с детективном, и они вдвоем продолжили наблюдать за гадалкой, которая, не говоря ни слова, внезапно отложила платок, встала и вышла из комнаты, оставив гостей одних. Отсутствовала госпожа Лалла недолго, а вернулась с картой Бальтауфа и несколькими свечами, которые расставила на столе в одной ей ведомом порядке. После этого гадалка села и протянула руки своим гостям.
– Держите меня, – попросила она и сама поймала ладонь Хальруна. – Держите меня крепко.
Хватка у гадалки оказалась необычайно сильной для женщины. Чужие пальцы больно впились в кожу журналиста.
– Не отпускайте, – шепнула госпожа Лалла, и ее глаза закатились.
От неожиданности Хальрун чуть не подскочил, но гадалка держала крепко. Под удивленными взглядами полицейского и журналиста она принялась раскачиваться, словно колеблясь на несуществующем ветру. Ее губы что-то беззвучно шептали, а взгляд окончательно потерял осмысленность.
Расправленный платок веи Кросгейс, как заметил Хальрун, лежал поверх карты города, и по удивительному совпадению два предмета прекрасно совпадали по размеру. Рядом горели свечи, в стеарине которых содержались какие-то непонятные ароматные добавки. Тяжелый дух усиливался с каждой минутой, а затем маленькие красные язычки, горевшие ровно, начали плясать на фитилях. Откуда-то засквозило, отчего наполнявшие дом шорохи стали чуть более громкими и близкими.
Гадалке приходилось постоянно убеждать клиентов собственной потусторонней силе, но даже Хальрун, понимавший, что должен был сейчас наблюдать какой-то фокус, проникся зрелищем. Госпожа Лалла работала красиво. Ее рука совершенно натурально задрожала, а затем гадалка безвольно обмякла.
– Бедняжка! Она в беде! Ей так страшно...
Слезы в голосе госпожи Лаллы звучали естественно, да и глаза блестели по-настоящему. Хальрун посмотрел на детектива, который тоже не выглядел впечатленным выступлением.
– Она не сегодня оказалась в беде. Вы утверждали, что с вейей Кройсейс все хорошо, – сказал Дорен, изучая женщину.
В неверном, тусклом свете понять степень искренности госпожи Лаллы журналист не мог, но доверия она у него вызывала не больше, чем уличный попрошайка, рассказывающий прохожим о болезни матери, отца и всех родных до третьего колена. Вся разница заключалась в том, что госпожа Лалла одевалась у хорошей модистки, обитала в красивом доме и носила настоящий жемчуг. Ее длинные перламутровые сережки покачивались в ушах, а высокий воротник платья украшала камея из агата.