Персидские юмористические и сатирические рассказы
Шрифт:
— Не ссорился сегодня с начальником?
— Нет!
— Наверное, все-таки поссорился, скажи мне правду.
— Говорю тебе, не ссорился!
— Может, с кем-нибудь поскандалил?
— Да нет, зачем мне скандалить!
— Я же знаю, что скандалил, только не хочешь сказать. А вот доктор Хильдер Гавзер советует мужьям ради их же собственного спокойствия всем делиться с женой! Поэтому, душечка, скажи мне правду, ты с кем-нибудь поскандалил?
— Клянусь твоей душой, нет!
— Наверное, полицейский придрался к тебе из-за пустяка?
— Да нет!
—
Тут Хабиб воздел руки к небесам и, обращаясь ко мне, будто я был не я, а его жена Мина, воскликнул:
— Клянусь киблой, нет! Нет! Нет! Ни с кем я не ругался, ни с кем не скандалил! От начальства не получал взыскания! Полицейский не придрался ко мне! Оставь меня в покое, надоела, измучила!
Услышав крики Хабиба, официант насторожился и подошёл поближе:
— Что случилось, ага? Прошу потише.
— Ничего, ничего. Это мы так, откровенничаем,— вместо Хабиба ответил я.
— И после всего этого, знаешь, что она делает? — не обращая на официанта внимания, продолжал Хабиб. — Говорит, что у меня пошаливают нервы и доктор Хильдер Гавзер советует в таких случаях предупредить срыв и… Стыдно даже говорить!
— Говори, говори, Хабиб-джан,— не стесняйся.
— Или ставит мне клизму, или заставляет пить микстуру, или впихивает в рот пилюлю! До того как в нашем доме стал всем заправлять этот проклятый доктор Хильдер Гавзер, я утром, если не было срочного дела, вставал, когда захочется: в семь, в восемь, в девять… Теперь же она будит меня в шесть часов: «Вставай, а то не успеешь позавтракать, не успеешь сделать зарядку, принять микстуру и пилюли, поставить клизму!» Я уже не могу понять, это моя жена или жена доктора Хильдера Гавзера? С чего она вздумала загнать меня в могилу?
— Конечно же, Хабиб-джан, это твоя жена! — возразил я.
— Почему же тогда она довела меня до такого состояния?
— Наверное, любит тебя!
Он так заскрежетал зубами, что мне показалось, будто подломилась ножка у стула.
— Меня она любит или себя?
— Конечно, тебя, Хабиб-джан, именно поэтому ей хочется… Официант принёс счёт и не дал мне возможности договорить.
Званый обед
С самого утра Насролла-хан был со мною особенно любезен. Он несколько раз подходил к моему столу, угощал сигаретами, предлагал чаю…
Мы с ним уже давно были в приятельских отношениях, одалживали друг у друга деньги и раз в два-три месяца, случалось, вместе проводили где-нибудь вечерок или заглядывали в кино. Но сегодня Насролла проявлял к моей особе повышенное внимание. Он то и дело улыбался мне, ловил мой взгляд и наконец сел рядом:
— Давай, братец, сегодня пообедаем у меня!
— Право, не знаю,— растерялся я. — Я немного простужен, да и жену просил приготовить к обеду мой любимый аш [124] . Так что,
124
Аш— похлебка.
— А мне очень хотелось бы, чтоб мы именно сегодня пообедали вместе.
Он так настаивал, что я вынужден был сдаться. В обеденный перерыв мы поехали к нему. Это был мой первый визит в дом Насроллы-хана, и я не хотел являться туда с пустыми руками, а поэтому, сойдя с автобуса, сказал, что надо бы купить букет цветов или коробку конфет.
— Во-первых, здесь поблизости нет цветочных магазинов,— ласково взяв меня за руку и потянув за собой, сказал он,— а во-вторых, разве ты чужой в нашем доме? Я столько о тебе рассказывал, что все тебя хорошо знают,— не хватает только личного знакомства. Пошли, пошли, дети заждались — они в восторге от твоих книг!
Я не стал сопротивляться, и мы направились к его дому. Открыв дверь своим ключом, Насролла позвал жену:
— Марьям, Марьям! Это господин Шахани. Я его пригласил к обеду.
Ответа не последовало. Уста Марьям-ханум безмолвствовали, как и весь дом. А я-то думал, что, едва услышав мою фамилию, вся семья сбежится меня приветствовать. Похоже было, что в квартире вообще нет ни души.
Насролла провёл меня в пустую холодную гостиную.
— Марьям, Марьям! — снова позвал он. — Я привёл к нам господина Шахани. Что у нас сегодня на обед?
— Змеиный яд! — донёсся голос Марьям-ханум, видимо, из кухни, так как вслед за тем послышался звон падающей посуды.
«Ай да Насролла-хан! — подумал я. — Вовремя меня пригласил— вкуснее обеда не бывает».
Озадаченный столь «тёплым» приёмом, я в нерешительности стоял посреди комнаты.
— Что же ты не раздеваешься? — снимая плащ, обратился ко мне Насролла. — Присаживайся, братец! Здесь, кажется, холодновато?
— Да нет, ничего,— ответил я. — Но все-таки разреши мне откланяться. Кажется, твоя жена сегодня не в настроении?
— Да нет, ничего особенного,— громко смеясь, ответил он. — Тебя, наверно, смутил её ответ?
— Нет… но…
— Не обращай внимания, братец, Марьям шутит. Это её обычная манера… Раздевайся же!
Я подумал: люди разные бывают. Может быть, в этом доме действительно привыкли выражать свою любовь именно таким образом?
Я снял пальто и сел в кожаное кресло возле печки. Оно было ледяное!
— Какая холодина! — сказал Насролла. — Сейчас, сейчас. — Он посмотрел, сколько в печке керосина.
— Марьям, Марьям! — крикнул он. — В печке нет ни капли керосина.
Ответом было гробовое молчание.
— Где бидон с керосином? — спросил Насролла.
— На могиле твоего отца! — любезно ответила Марьям-ханум…
«Ну и ну,— подумал я,— вот это называется выбрался наконец в гости!»
Однако Насролла-хан лишь улыбнулся и покачал головой.
— Ну сходи же и принеси бидон с керосином,— посоветовал я.
— А где я его найду?