Первая после бога
Шрифт:
– Вы правда так думаете? Ну, что я могу натренироваться и что-нибудь стоящее сочинить? – и снова улыбнулся, правда, теперь неуверенно, даже слегка заискивающе.
Не любила Кассел мужчин с богатым улыбочным арсеналом, очень не любила. А тут ничего с собой поделать не могла. Так и тянуло разулыбаться в ответ, да по голове эту гордость империи погладить. Только и останавливало, что тянуться было действительно далеко.
– Правда, – уверенно кивнула доктор. – Я правда так считаю. Хотите, книг вам принесу? Всё не так скучно лежать
– Хочу, – вконец засмущался громила. – Стихов каких-нибудь. Я их мало знаю. Читать-то времени нет.
Какое уж тут чтение, когда пьянки-гулянки, да ещё и тренировки?
– Договорились. А сейчас пойдёмте-ка всё-таки в палату.
Кажется, планы Меркера оказались пророческими. Конечно, не всеми брошенную сиротинку, а целую гордость империи, но под опеку доктор Кассел всё же взяла.
[1] Эмансипэ (эмансипация) – отказ от различного рода зависимостей, в том числе и родителей, прекращение действия ограничений, приобретение адекватных прав и обязанностей.
Глава десятая
Глава десятая
Операция прошла успешно. Жаль, больной об этом не узнает
Дверь ординаторской распахнулась с таким энтузиазмом, что едва вешалку, за ней стоящую, не сбила. Металлическая стойка укоризненно покачала разлапистыми рогулинами, увешанными «гражданскими» врачебными шмотками, но упасть так и не решилась. И то верно, нехорошо это. Пол, обычно фанатичного отдраенный санитарками до праздничного блеска, сейчас больше вокзальный перрон напоминал – так затоптан. И, например, доктор Шеллер вряд ли бы оценил, окажись его белоснежный пижонский пиджак в грязи. Мог и осерчать красавец.
– Это!.. Это!.. – раненым лосем взревел тот самый Шеллер, в сердцах швырнув смятую шапочку на стол. – У меня просто слов нет приличных! Ещё пара дней и я точно с моста сигану!
– Ты разбиваешь мне сердце, – меланхолично сообщила доктор Кассел, отпивая из огромной почти пол-литровой кружки, и переворачивая журнальную страницу.
Дире было хорошо, благостно и спокойно. С тех самых пор, как она решила: трепать себе нервы из-за иллюзионистов, планомерно громящих отделение нейрохирургии, дело бессмысленное и бесполезное, доктор пребывала в полной гармонии с миром. Всё равно же изменить что-либо ни в её силах.
Видимо, до начальства нечто похожее дошло. Потому как с сегодняшнего утра отделение закрыли для приёма новых пациентов. Старых либо выписали, либо распихали по соседям. А в опустевших палатах устроили гримёрки, вернув ординаторскую законным владельцам. Только вот врачей по домам не распустили, на это у руководства человеколюбия не хватило. Мол: мы мучаемся и вы с нами, из солидарности! Вот Кассел и мучилась – с чашкой горячего кофе и свежим дамским журналом.
– Степень сочувствия я оценил, – скривился Шеллер, отбирая у Диры кружку. – Но это, действительно, уже ни в какие ворота не лезет.
– А куда лезет? – спросила Кассел, с интересом за коллегой наблюдая.
Дождавшись,
– Как ты это пьёшь? – просипел Шеллер, по-лягушачьи пуча глаза.
– С удовольствием, – заверила его Дира. – Так что опять случилось? Добрались всё же до кабинета заведующего?
– По мне, так он там скоро ночевать будет! – рыжий картинно тряхнул волосами, с размаху плюхнувшись на диван.
И с мученической миной закрыл глаза.
– Да? В последний раз я его видела в операционной. Не уверена, но, по-моему, он пытался одновременно вскрыть череп и кесарево[1] провернуть.
– Варос? – вытаращился Иро, забыв про амплуа утомлённого героя. – Кесарево?
– Сто-оп, – Кассел закрыла журнал. – Мы, вообще, о ком говорим? Лично я про актёра.
– А я про Варосов! Кому твои актёры нужны?! Кстати, это что? Цветы?
– Нет, капуста, – поморщилась Дира, даже не обернувшись к столу, на котором, в банке из-под компота, нагло торчал лохматый веник белых роз.
– Цветы? В хирургии? При тебе?!
Со скепсисом Шеллер явно переборщил, потому Кассел до ответа не снизошла. Да и не объяснять же Ирошке, что розы притащил тот самый, доктора старательно изображающий. И торжественно, при свидетелях, вручил веник Дире. Вчера актёр такой же трюк провернуть попытался, но был отправлен вместе с букетом туда, откуда пришёл. А сегодня достойная причина отказаться от щедрого дара исчезла – больных-то в отделении нет[2]. Можно, конечно, сослаться на правила, которые необходимо соблюдать в любой ситуации. Но как-то неудобно.
– Так что там с Варосами? – напомнила Кассел. – Младшего же, вроде, неврология приняла.
– Вовсе и не вроде, нечего тут из себя интерна изображать, – арочкой выгнув золотистую бровь, иронично и тонко усмехнулся Иро. – А то я не знаю, что это ты красавцу книг натаскала. И вчера аж на час после смены задержалась. Рифмы искали?
– Кстати, об интернах, – невозмутимо сообщила Хэлс, выплывая из стены и зачем-то тоже заглядывая в чашку хирурга. – Свежая байка из приёмной, ночного разлива. Доставили СЭПовцы мужика. Ну, мужик как мужик, из темечка топор торчит.
– Вот прямо так и торчит? – усомнилась Дира, разглядывая картинку с рекламой нижнего дамского белья.
Картинка была чудо как хорошо. А вот белья удручающе не хватало. За недостатком кружев рисовальщик прикрыл модель розами. И непонятно: то ли цветочки в комплекте идут, то ли отдельно продаются. Но ясно, что без них не обойтись.
– Ну, не торчит, – не смутилась бессменная дежурная. – Но рубленая рана, море крови – всё как полагается. Перегаром от бедолаги за версту разит. Да и сам весь такой… не слишком стерильный. Лежит, глазами лупает.