Первая после бога
Шрифт:
Ведь как оно получается? Лечишь ты, лечишь человека, а он возьми и помри. Бывает, эликсира бессмертия пока не придумали. И, повздыхав о бренности всего сущего, отправляет врач теперь уже не пациента, а его тело в морг. Естественно, приложив к нему историю болезни. С указанием диагноза. То есть, подробным и желательно внятным описанием: как, в каких количествах, чем и, главное, от чего ты его спасти пытался.
Но у паталогоанатома на это дело своя точка зрения иметься может. Ему проще – собственными глазами увидеть всегда надёжнее. И даёт «посмертный хирург» своё заключение,
Вот тут и появляются на сцене те самые категории. Вроде бы, какая разница? Доктор не сумел правильно определить заболевание и человек умер! Как не поверни, а кошмар и скандал. Так, конечно, да не так. Ошибка ошибке рознь.
Например, подобрали СЭПовцы человека на улице. Пациент без сознания, ни на что пожаловаться не может, но и ярко-выраженных симптомов или травм у него нет. Что с таким делать? Обследовать, естественно. А он возьми да отправься к праотцам, не дождавшись сканирования, хотя маг-техник к нему со всех ног спешил. Чья тут вина? Ничья, судьба такая. Вот это и есть расхождение первой категории.
Вторая чаще всего случается с бездомными, стариками и хроническими больными. Например, поступает в стационар пациент с запущенным раком. И в карте у него онкология синим по белому прописана, и метастазы везде. Ну, всё, время его пришло. Конечно, какую-то помощь ему окажут, облегчат последние часы, как могут, но чуда никто не ждёт и концу не удивляется.
А в заключение паталогоанатома написано: от сердечной недостаточности помер. Разве у ракового больного не может сердце сдать? Ещё как может. Получается, проморгал доктор, упустил – полностью твоя вина. Остаётся ждать, что комиссия скажет. Если решат, что на исход это никак повлиять не могло ¬– всё равно бы умер – живи дальше. Если же влепят врачебную ошибку, то вспоминай о верёвке.
Ну а третья, как уже сказано, кошмар самый настоящий: неправильно поставленный диагноз или неверно выбранная тактика. А попросту говоря: залечили больного до смерти. В такой ситуации вертись не вертись, оправдывайся не оправдывайся, а на лицо самое натуральное преступление. Посадить, может, и не посадят, но лицензии лишат запросто. Вместе с правом заниматься медициной.
Хотя, за посла и посадить могли.
Потому заверениям Лангера, что ничего страшного не происходит и комиссия не суд, никто не верил. Все светила, которым Хаос подсуропил в той проклятой операционной оказаться, бледнели, потели и мямлили, как нерадивые студенты перед строгим экзаменатором. А зав общей хирургии и вовсе, кажется, на грани обморока пребывал.
Впрочем, Дира себя не лучше чувствовала.
– Я попрошу присутствующего здесь нейрохирурга прояснить для несведущих значение термина «вклинение продолговатого мозга», которое и послужило причиной смерти уважаемого посла, – потребовала глава комиссии.
Дама, которой, по мнению Кассел, самое место в инквизиции было, веско постучала ногтём по листку бумаги, перед ней лежащим. Глянула на нейрохирурга так, что Дира явственно запах костра почувствовала и кожу припекать начало.
Доктор встала, одёрнув халат. Заговорить не с
– Такое состояние развивается тогда, когда миндалины мозжечка смещаются в большое затылочное отверстие, вклиниваясь между каудальной частью… – забубнила доктор монотонно, так и не поняв, зачем и для кого старается.
– Нет-нет, – будто в ужасе замахал руками следователь. Время для шуток он явно неудачно выбрал. Странно, конечно, но почему-то присутствие прокуратуры на ВКК[1] к смеху не располагает. – Вы по-простому скажите. Вот так, чтобы даже я понял. Чего там в голове у эльфа-то произошло?
– В голове у эльфа произошла гематома, – сжимая кулаки в карманах так, что ногти в мякоть ладоней впились, отчеканила Дира. – А так же отёк и гипоксия… Простите. Если совсем по-простому, то кислородное голодание. Вследствие чего произошло сдавление ствола мозга, и были нарушены… – доктор длинно выдохнула. – Вы серьёзно хотите, чтоб я дальше объясняла?
– Да нет, спасибо, – благодушно улыбнулся следователь. Наверное, кому-то его физиономия даже милой могла показаться: молодой, привлекательный, бородка клинышком и глаза светлые. Только вот Кассел он почему-то совершенно не нравился. – Скажите только, это же по вашему профилю? Чего ж так оплошали? Не разглядели или как?
Сочувственный тон прокурорского симпатии к нему не добавил. Дире он упорно напоминал питбуля бывшего мужа. Глаза такие же змеиные, да и хватка наверняка не слабее.
– У меня нет причин думать, что я ошиблась, – проскрежетала Кассел – голосок у доктора скрипел, как калитка несмазанная. – Несомненно, моё вмешательство требовалось. Но у пациента была сложная сочетанная травма. Ах, да! По-простому же! Так вот по-простому: если у вас в трубе засор, а с другой стороны хлещет, как из брандспойта, то вы наверняка сначала дырку решите заделать, а только потом за пробку возьметесь.
– Доктор Кассел! – шёпотом, но очень грозно, прошипел Лангер.
– Простим мою молодую коллегу за излишнюю импульсивность, – встрял заведующий кафедры нейрохирургии, в качестве консультанта приглашённый. Между прочим, тот самый заведующий, который обещал интерну Кассел, что она к операционному столу подойдёт только после: «Дождичка в четверг, да и то, если у лорда Дня рога вырастут». – И приведённый пример не слишком корректен. Видимо, в сантехнике она разбирается гораздо хуже, чем в медицине. Но, в принципе, её сравнение образно и справедливо. При таком кровотечении ни о каком вмешательстве речь идти не могла, нет-с, милостивые государи, не могла.
– Ну, не скажите, – лениво протянул томный юноша из страхового фонда с трудноопределимыми полномочиями, зато со слишком явной скукой на лощёном личике. – Описаны случаи, когда при таких травмах одновременно оперировали и брюшину, и голову.
– На заборе тоже много чего написано! – взвился главврач, никогда сдержанностью себя не утруждавший. – У нас больница экстренной помощи, а не научно-исследовательский институт. И пациенты не подопытные кролики!
– У тех же эльфов есть методики…