Первая после бога
Шрифт:
И что скажешь? Да, письмо, с пожеланием помочь иллюзионистам, из департамента приходило. Так ведь просили помочь, а не закрывать отделение. Это уже местная инициатива. И никому не объяснишь: просто надеялись быстрее от докуки избавиться.
Всё одно к одному выходит и всё неладно. А тут ещё газета. И зря следователь по ней пальцами барабанил, намекая Кассел, что он не все вопросы задал. Она и сама на зрение не жаловалась. Да такой заголовок сложно не заметить: «Врачи-убийцы признают: без взятки и пальцем не пошевелят!». А рядом рисуночек, надо понимать, главного киллера. Дира и не заметила,
И если с эльфом действительно непонятно и рано прогнозы делать, как оно повернётся-вывернется, то в остальном дела полный швах. Обеспечила себя нейрохирургия проблемами ¬– дальше некуда. На увольнение доктора Кассел как раз хватит. Впору молиться, чтобы им и закончилось.
***
Никогда не говори, что дела твои хуже некуда. Не давай жизни шанс доказать: всегда может быть хуже. И глубину бездны проблем, в которую человек провалиться способен, ещё никто точно не измерил.
Не успела Дира из конференц-зала выйти, не успела ещё толком осознать, что это – отстранение от работы без сохранения заработной платы сроком на три недели. Не успела прочувствовать: передышку ей дали на время, пока разбирательство идёт, или уже пытка медленная, а оттого особо извращённая, началась. Ничего она не успела, как новые неприятности её за углом поджидали. В прямом смысле этого слова. В лице инспектора полиции с дивным именем Май.
Кассел была совсем не против господина Эйнера вовсе не заметить, да тот шансов не дал, попросту загородив дорогу.
– Слушай, извини, но честное слово, не до тебя сейчас.
Дира попыталась отпихнуть сыщика в сторону. Конечно, стоило бы и повежливее быть. В конце концов, полицейский ни в чём перед ней не провинился. Но беседы беседовать Дира попросту не могла. Собственно, все её желания сосредоточились на кровати и наглухо закупоренной тёмной комнате.
– Боюсь, как раз сейчас ты просто обязана сосредоточиться исключительно на мне, – ухмыльнулся Эйнер, беря доктора под локоток. – Просто деваться тебе некуда. Нам бы поговорить в приватной обстановке.
– Какая обстановка? – рыкнула Кассел, выдирая руку. – У меня…
– Поверь, я лучше других знаю, что у тебя, – заверил сыщик. И даже голову наклонил, заглядывая Дире в лицо, хотя они почти одного роста были. – И лучше бы нам прямо сейчас поговорить.
– Да зачем?!
– Затем, что мне огромного труда далось забрать дело себе. И то ненадолго. Не сегодня, так завтра оно наверх уйдёт. И у нас очень мало времени. Надо оформить бумажки так, чтобы комар носа не подточил.
– Дело? – всё-таки соображала Дира со скрипом. А стоило активнее шевелить мозгами. – Какое ещё дело? Там прокуратура…
– Прокуратура занимается врачебными ошибками, – интимно шепнул на ухо Май. – А на нашу долю остаётся уголовщина.
– Какая уголовщина?
– Расследование о покушении на эльфийское посольство, – вовсе уж едва слышно ответил Эйнер.
И снова схватил хирурга за руку, поволок куда-то. Вроде бы, в ординаторскую. Кассел дорогу с трудом разбирала. И не только потому, что чувствовала себя, будто мешком пришибленная. Доктор ещё старалась и по сторонам не смотреть. Знала: все мимо проходящие пялятся на неё исподтишка,
– Так, – полицейский втолкнул Диру в комнату, захлопнув за собой дверь и для надёжности ещё и спиной навалившись. – Когда ты в последний раз виделась…
Следователь выпалил очередь имён, ничего врачу не говоривших, потому Кассел их благополучно мимо ушей пропустила.
– Никогда, – честно ответила доктор.
И опять сесть не догадалась, хотя колени и стали странно вялыми.
– Не ври – это не в твоих интересах! – развесёлая дурашливость слиняла с полицейского, как шкурка.
– Да не вру, я в первый раз…
– Ты никак не можешь слышать их в первый раз. Эти господа закадычные товарищи твоих братьев. И нам точно известно, что они затевали к приезду посольства глобальную пакость.
От этого «нам известно» Диру замутило. Показалось, что родная ординаторская плесенью пахнет. И темно тут не потому, что шторы закрыты – просто окно маленькое, под потолком. А светло-серые стены позеленели – краска вот-вот струпьями свернётся.
Кассел не поняла, как на диване очутилась. Может, сама села, не удержали всё-таки ноги. А, может, Эйнер её усадил. Скорее всего, последнее. Потому что он ещё и кружку с водой настойчиво совал. Точь-в-точь как тот добрый расспрашивающий.
И что теперь? Опять со всем соглашаться?
– Послушай, – Дира отодвинула чужую руку вместе с чашкой от своего лица. – О существовании посла я узнала вчера, когда его на столе увидела. С друзьями братьев не встречалась с тех пор, как… – вот хотела говорить решительно, а голос всё равно поехал. – В общем, не встречались мы. И ничего другого я не скажу, хоть пытай.
– Да ты понимаешь, какими неприятностями тебе всё это грозит?!
Эйнер, на корточках сидящий, не встал, а почти подпрыгнул, словно его пружиной подбросило. Швырнул кружку в раковину, расплескав воду.
Странное всё-таки существо человек. Вот только что растекалась лужей, в тумане плавала. Лишь талдычила сама себе: надо успокоится, надо собраться – и всё без толку. Но стоило увидеть, как другой бесится – мигом в голове просветлело, даже просторно стало. И силы, вроде бы кончившиеся, откуда не возьмись появились.
Вот только на полицейского смотреть ни малейшего желания не осталось. А ещё меньше хотелось вспоминать про ночные посиделки у костра. Ну, а раз не хотелось, то мгновенно вспомнилось. И гадливость накатила: как могла дружбу водить, флиртовать почти? Ведь чужой, противный, не симпатичный даже. Опасный. Собирающийся всё, что по кусочкам собирала, снова в дребезги разбить. Слишком похожий на того, другого, про отца расспрашивающего.
– Нет, пока ещё не понимаю, – абсолютно спокойно сказала. Даже с эдаким холодком в голосе. – Понимание не сразу приходит. По крайней мере, у меня. Большая просьба: не надо ничего подчищать. Передавай куда нужно.
– Дира, я тебя умоляю! Засунь ты свою гордость сейчас…
– Дело не в гордости, – доктор встала. – Мне просто общаться с тобой неприятно. Нет, не надо ничего объяснять, – Кассел подняла ладони, словно защищаясь. – Я всё понимаю. Ты стараешься мне помочь, хочешь как лучше. У тебя такая работа. Но я не могу, честно.