Первомай
Шрифт:
— Эх день-день-деньжата, деньги, денежки, — пропел Голод . — Слаще пряничка, милее девушки…
Зуб достал узкий изогнутый нож и вставил мне между шеей и воротом, а потом надавил, рванул и легко прорезал ткань.
— Нихера какой острый, — удивился Храп.
— Так что, поговорим? — спросил Голод.
Ну, Ирина, сука, Артуровна! Ты где там валандаешься?! Я сидел на стуле, связанный, с разбитой рожей, в разрезанной до пупа рубахе,
— Надо сначала что-нибудь отрезать, — усмехнулся мент, — тогда и разговор лучше пойдёт.
И я уже не был уверен, приедет ли она вообще! Вдруг… показалось или нет? Вроде хлопнула дверь машины. Да, точно! Я услышал звук мотора и в тот же миг из зала раздался шум. Захлопала дверь, затопали ноги и зычно заревела женщина. Ай, да Ирина, ай, да Артуровна!
— Это что там? — нахмурился Голод. — Чё за кипишь, Храп?
Храп не ответил, дверь распахнулась и на пороге появилась женщина. Её толкнули и она с разворота залепила обидчику по роже.
— Жаров! — закричала она. — Ты почему не на работе?!
Она вдруг осеклась и замолчала.
— Да… дела были. Скоро вернусь, Зинаида Михайловна…
Ирины на горизонте не было и, похоже, выбираться нужно было самостоятельно…
19. ЮДМ
— Это ещё кто? — удивлённо спросил Голод, глядя на Ткачиху. — Мамаша, тебе чего?
— Она за Жаром припёрлась, — ответил один из бандосов. — Знала, что он здесь.
— Да ты чё? Мамка, ты кто такая?
Поняв, что всё здесь слишком уж не похоже на водевиль и оперетку, Зинаида вдруг испугалась. Она начала пятиться и ошеломлённо крутить головой, пытаясь сориентироваться и нащупать пути к отступлению.
— Чё молчишь? — прикрикнул на неё Храп.
Она остановилась и вытянулась в струнку.
— Отвечай, когда серьёзные люди спрашивают.
— Я его начальница… — пролепетала она.
— Не понял, — насупился Голод и несколько раз перевёл пытливый взгляд с меня на Ткачиху. — А как ты здесь-то оказалась, начальница? Как узнала, где его искать?
— Начальник, — загомонили сзади, — ты чё, в натуре, мокруху шьёшь!
— А ну, замолкли! — прикрикнул Голод.
— Мне Андрей Кошкин сказал… — пролепетала Зинаида.
— А это что за кент такой, Андрей твой Кошкин?
— Сотрудник…
При слове «сотрудник» урки замолчали и переглянулись.
— Какой сотрудник? — прищурился Голод.
— Наш, из отдела…
— Ментовская сука! — донеслось сзади.
— Мой подчинённый, — растеряно пояснила Ткачиха. — На фабрике… Он услышал, как Александр Петрович по телефону объяснял, как добраться…
— Сука, я тебе щас башку откушу, — взорвался пахан. — Кто такой Александр Петрович?
Зина побелела и показала на меня пальцем:
— Так вот… он…
—
Если бы в главной роли был не я, можно было бы даже посмеяться, настолько ситуация казалась нелепой.
— Петрович, сска, ты кому адресок сообщил? — уставился на меня Голод. — Ну-ка, Зуб, отрежь ему чё-нибудь.
— Так я же с Саней разговаривал! — с выражением праведного гнева воскликнул я. — Он мне на работу звонил. В общаге-то телефона нет.
— А ты в общаге и не ночевал вчера, — подмигнул Зуб. — И на турбазе не ночевал. Где пропадал?
— У бабы… — пожал я плечами, а Ткачиха сжала зубы.
— На больничном он, бл*дь! — процедила она. — Скотина!
Урки заржали.
— Ох, мать, — усмехнулся Голод. — Обманулась ты в пацанчике. Поверила ему, да? А он тот ещё аферюга. Всем головы запудрил, мозги заплёл. Но ничего, мы всю правду-то у него вытянем. Отомстим за честь твою девичью.
Все снова загоготали. Только Храп оставался серьёзным.
— Фуфло, — уверенно сказал он, когда смех стих. — Я разговор слушал. Он за мальцом моим не повторял.
— Не повторял, — среагировал я. — Но Кошкин, сука мусорская, параллельный телефон слушал.
— Какой ещё параллельный телефон? — чистосердечно удивилась Зина.
Ой, дура… Я вздохнул.
— Красный такой, производства фирмы ВЭФ.
— Давай-ка, Жар, поподробнее. Кому ты наплёл, что сюда едешь? Объясняй, а то Зуб тебе звёздочки по всей роже нарисует. Так что ты уж шепни мне, как там было у тебя.
— Валить надо, — сказал Зуб. — По-любому, даже если Жаров не стукнул ментам, Кошкин знает, куда эта лярва поехала. А если он ещё кому трепанул…
Мне при таком раскладе лучше было, чтобы мы поехали в другое место. В суете можно было попробовать прорваться. Но, блин, прорываться с Зиной, которая вообще не ориентируется, что к чему, было бесперспективно. Мягко говоря. И бросить нельзя было.
Подстава, короче… Я едва заметно подвигал задом. Стул подо мной зашатался. Тонкие металлические трубки были изначально хлипкими, а тут ещё и бессчётное количество задниц, сидевших на этом стуле до меня, расшатали его конструкцию весьма основательно.
— Так чё там, фраерок? — не отцеплялся от меня Храп. — С кем ты тёр, кому нашептывал, куда пойдёшь? Ты легаш, в натуре!
— С сынком твоим говорил, больше ни с кем. Подставил он меня конкретно. Походу яблочко от яблоньки не далеко падает. Чё ж вы своих-то пацанов кидаете? Как мусора, мля, последние! Храп, говорили, человек, а ты походу… дерьма кусок.
Последние два слова я намеренно произнёс очень тихо и практически не шевеля губами, так что разобрать, что я там брякнул, было невозможно, тем более что галдели все. Обсуждали белую от ужаса Зину, глумились, зная, что ничего хорошего её не ждёт.