Перворожденный
Шрифт:
Решив для себя так, Катрина принялась собираться к завтраку с его величеством. Двигалась медленно, подсознательно желая оттянуть время.
Что она скажет королю, когда он поинтересуется успехами прошлой встречи с Нэйтаном? Ведь если то, что Катрина узнала вчера, и можно назвать успехом, то точно сомнительным.
Нет, рассказать Эрику правду сейчас — путь в один конец, никакой дороги назад после этого не будет. Ошибка может стоить слишком дорого. Например, ценою может стать жизнь: Нэйтана, короля или ее
В итоге, Катрина не успела собраться до прихода Филиппа. Выдохнула, закрутила волосы в пучок, не тратя времени на расчесывание, и пошла открывать.
Филипп, как всегда, выглядел безукоризненно. Верный молчаливый слуга. Ни намека на то, что когда-то этот человек был инквизитором, гордым, высокомерным — другими инквизиторы не бывают.
— Леди Морено, доброе утро! — бодро поприветствовал он ее. — Я принес извинения от его величества. Он занят и не сможет разделить с вами завтрак.
У Катрины от сердца отлегло.
— Спасибо, Филипп. — Губы тронула облегченная улыбка.
Выражение лица слуги осталось безразлично-вежливым, а внутренне он заметил радость гостьи замка и заподозрил неладное.
— Я могу идти, леди Морено? — Склонил голову, ожидая ее ответа, а сам уже был готов мчаться для выполнения остальных поручений.
Катрина открыла было рот, чтобы поблагодарить и отпустить слугу с таинственным прошлым по своим делам, как вдруг поняла, как ей все это надоело: интриги, недомолвки, необходимость сдерживаться в словах и действиях.
Она шагнула к Филиппу с глупой улыбкой, коснулась плеча.
— Какой глубокий красивый цвет у вашей ливреи. Почему другие слуги не носят такую форму?
Филипп моргнул: не ожидал от Катрины чего-то столь легкомысленного. А она просто-напросто не сумела быстро придумать повода, почему бы леди могла коснуться слуги.
Перед глазами замелькали воспоминания. Она и раньше умела быстро считывать людей, но после уроков Нэйтана процесс давался просто играючи.
Детство. Братья и сестры, родители. Обучение.
Гордость, когда получил свой первый красный балахон и новое имя — Вильмер.
Пытки, взломы сознания, допросы — пугающие юного Вильмера, а вскоре ставшие обыденными и скучными.
А вот и оно: дом Карлоса Дьерти и его хозяина Катрина узнала мгновенно. Вильмер был не согласен с решением коллег — пытать лорда Дьерти, но оказался в меньшинстве и не стал настаивать. Подумаешь, лорд, последний из своего великого рода. Считал его убийство бессмысленным, но жалости не испытывал, лишь отвращение от вида крови.
А через пять лет после случившегося Вильмер очнулся связанным в тесном помещении в компании троих своих коллег, тех самых, с которыми он вместе был в доме Дьерти, и впервые встретил ученика Карлоса, по чью душу они
Боль и отчаяние, страх. Бесконечные попытки дозваться до своего дара. Бегство. Самоубийство одного товарища по несчастью, потом второго, третьего…
Вильмер напивался в таверне. Кружка за кружкой. Все было кончено.
Он столько времени потом и кровью зарабатывал имеющиеся у него сейчас деньги, а теперь спускал их за один вечер. Потому что твердо решил, что этот вечер будет последним.
Всю жизнь он умел работать лишь с помощью магии, теперь занимался физическим трудом: чистил конюшни, разгружал телеги — делал любую грязную работу, на которую могли взять без документов и опыта.
Вильмер пытался смириться с тем, что теперь лишен дара, и даже признал, что был наказан за дело, но новую жизнь начать не удалось. Не было ни друзей, ни связей, ни даже права называться собственным именем.
Он устал. Как же он устал…
В этот момент стул с противоположной стороны стола отодвинули, и на него опустился человек в черном плаще. Капюшон полностью скрывал лицо, оставляя видимыми лишь тонкие бледные губы и гладко выбритый подбородок.
— Кто вы и что вам нужно? — возмутился Вильмер, а потом расслабился, рассудив, что ему наплевать: он решил умереть и умрет этим вечером, все остальное бессмысленно.
Незнакомец в плаще взмахнул рукой, отрезая их от шума людной таверны.
— «Кокон тишины», — понимающе хмыкнул бывший инквизитор.
— И «Полог слепца», — добавил незваный гость.
Значит, он сделал их не только неслышимыми для остальных посетителей, но и невидимыми. Наплевать.
А потом незнакомец сбросил капюшон на плечи.
Как бы до этого Вильмер ни убеждал себя, что ему все безразлично, он отшатнулся, вжался в спинку стула. Семь лет минуло с момента начала его мучений, но этого человека Вильмер узнал бы, сколько бы времени ни прошло. Он стал старше, в глазах поселился ледяной блеск, но остался по-прежнему узнаваем — тот самый ученик Карлоса Дьерти, будучи еще юнцом, учинивший над ним и его коллегами страшную расправу, Перворожденный, его ночной кошмар.
Когда волна страха улеглась, Вильмер вспомнил о намерении покончить с собой сегодня же и успокоился.
— К черту, — пробормотал, потянувшись за кружкой. — Я все равно не решился бы сделать это сам, так что убивай, я не буду сопротивляться. Твоя месть удалась.
Губы Нэйтана Фостера тронула холодная улыбка.
— Я знаю, что моя месть удалась. Но я не собираюсь тебя убивать.
Вильмеру вновь стало страшно. Он вернул кружку на стол, не донеся ее до рта.
— Тогда что тебе надо?! — выкрикнул негодяю в лицо. — У меня ничего больше нет! Ты все отнял!
Фостер никак не отреагировал на его пламенную речь.