Первозимок
Шрифт:
Но едва уловив какое-то движение за дверью - мигом вскочил на ноги.
«Расхват!» - Петька в одном броске распахнул дверь настежь...
Но у порога, прислонившись к стене, стоял Сережка и, боязливо оглядываясь, заговорщицки спросил:
– Бабушки нет?!
Петька разом обессилел снова. «Чудес на свете не бывает... Зачем обманывать себя?» И подтвердил:
– Нету... Один я. Заходи...
– Ты не волнуйся!
– быстро и радостно заговорил Сережка, едва переступив порог.
– Мы Расхвата в два счета вернем назад!
– загорелся он своей идеей.
–
– воодушевленно заключил Сережка.
– Его и маленького было не спрятать... В карман ведь не сунешь? А ты уже раз прятал его от отчима, когда Расхват еще подростком был...
– ответил Петька печально и рассудительно.
– Теперь его вовсе не скроешь. Да и нельзя нам брать его теперь... Вон сколько муки за него со всех колхозов насбирали. А бабка...
– Он впервые вслух назвал свою добрую, справедливую бабушку таким грубым, чужим словом: «бабка».
– Она уже столько за долги отдала из нее, где мы с тобой муку найдем, чтобы вернуть хозяевам?..
– И, вздохнув, чтобы проглотить горечь, Петька заключил, едва не повторяя слова бабушки Самопряхи: - Расхват теперь будет зарабатывать себе на пропитание... Нести службу, как полагается собаке...
Хорошо хоть Петька в свое время не посвятил друга, для какой службы, для каких целей обучал Расхвата...
Пусть уж хоть это навсегда останется его, Петькиной тайной.
– Собака ведь не для потехи нужна, - сказал он, - а для пользы людям... Аверкий-то со своей шайкой вон что делает!..
– И Петька снова незаметно проглотил комок, что в который уж раз подступил к горлу.
Сережка не знал, какого труда стоило Петьке его «предельное» спокойствие, поэтому, немножко удивленный вначале, обрадовался в конце концов за друга:
– Правильно! Пусть он овец сторожит, несет свою службу. А он все равно и там, на кошаре, наш будет! Станем бегать к нему! И получится вроде как не расставались!.. Верно?!
Петька кивнул в ответ.
И Сережка, сразу успокоенный, потому что переживал за Петьку больше, чем за себя, торопливо распрощался:
– Побегу! А то и так мне всыпят дома: весь день пропадаю!..
Мысль о том, что можно часто навещать Расхвата, действительно приободрила и Петьку. Но, как он уже убедился, легко планируется, а выходит частенько все наоборот...
Кошару перевели поближе к дальним лугам и выпасу, пока еще снег не накрыл траву, землю, до которых пешком не вдруг дойдешь, даже на лошади трудно обернуться в однодневье: только машиной можно...
А на все колхозы окрест была единственная старая полуторка, мотор которой назывался газогенераторным, то есть работал на деревянных чурках, которые жгли в специальном котле при машине. И полуторка эта больше ремонтировалась, чем ходила, а нужда в ней была у каждого колхоза, так что рассчитывать на машину не приходилось.
Однако судьба, оказывается, не всегда бывает коварной. И она готовила Петьке сюрприз...
Уже почти месяц спустя,
В такую вот не по времени яркую субботу бабушка с просветленным, как небо над головой, лицом, пряча в глазах затаенную радость, неожиданно спросила Петьку:
– Знаешь, куда мы завтра поедем с тобой?..
А Петька никуда ехать не хотел и не собирался, потому что они с Серегой уже договорились пробовать заготовленные вентеря да и попытать счастья на удочку, раз уж после осени собралось опять вернуться лето, и ни речка, ни старица не думали замерзать.
Об этом Петька и сообщил в ответ своей бабушке.
– Дурачок ты, - коротко заключила та, выслушав его доводы.
– Отложи свою рыбалку. Другой раз сходите, если вправду лето наступит... А поедешь со мной за валушком. Надо бы ему еще поддобреть... Но уж раз так вышло... Завтра машина туда идет, и нас прихватят с тобой: туда, обратно...
Выделенный им валух, как известили бабушку еще неделю назад, поломал себе правую переднюю ногу и стал едва поспевать за гуртом, и не то что кормиться, жиреть, а терять стал в весе, худеть, потому его надо было вовремя забрать, чтобы если и подкормить еще, так уж дома: сенцом, ополосками - чем найдется...
А главное, отчего светилось бабушкино лицо - не за себя радовалась, за внука, - что предоставлялась ему возможность повидаться с Расхватом.
Петьке незачем было уточнять причину бабушкиной радости. Труднее - не выказать своих чувств. Поэтому, стараясь скрыть обуревавшие его радость и тревожное волнение, Петька невнятно пробурчал в сторону:
– Расхват уж и позабыл небось меня...
– Позабыл не позабыл, - ответила бабушка, - а повидать его все ж тебе надо... Да и поможешь мне, если нужда будет...
Это она уж для порядка добавила. Что - не нашлось бы кому ей помочь? Хоть тот же шофер с полуторки... Да раз уж машина туда шла, значит, не ради них только: людей достаточно будет...
Об этом Петька говорить бабушке не стал. А едва только выслушав ее предупреждение: «Ложись пораньше, до зорьки встанем...» - схватился и побежал через всю деревню к Сережке: ни с кем другим эту новость как следует не обговоришь. Да и не поймет его никто, кроме Сережки.
О наказе ложиться пораньше он тут же почти забыл. А когда Сережкина мать совершенно неожиданно разрешила и тому съездить вместе с Петькой, даже заночевать у него ради такого случая, они и вовсе позабыли о сне.
Всю дорогу болтали о разной разности, хохотали без особых причин, и вообще настроение у обоих было таким, какое случается только перед праздниками да накануне школьных каникул, так что до Петькиной избы они добрались уже затемно.
Бабушка, однако, не стала читать им нотации, молча пропустила в дом, захлопнула на крюк дверь, и вроде бы только они умостились вдвоем на кутнике - разбудила: