Первые искры
Шрифт:
— Перестань дурью маяться. Ложись в постель.
— Мне бы не хотелось вас стеснять, хозяин…
— Тут столько места, что меня и армия магов Земли не стеснит.
Некоторое время мы пререкались, потом Натсэ уступила. Только вот с мечом расстаться отказалась наотрез. Так и забралась под одеяло: в сиреневой пижамке и с мечом. Прелесть.
— Слушай, — сказал я, когда мы лежали в темноте.
— Мы в резиденции магов Воздуха, — перебила Натсэ.
— Да я не собирался ничего такого предлагать! — тут же смутился я.
Неожиданно мне прилетело
— Дурак! — прошипела Натсэ; какой-то она стала раздражительной в последнее время. — Слова разносятся по воздуху. Все, что мы скажем, может достигнуть ушей госпожи Акади, и еще… не знаю кого.
— Я просто хотел спросить: маги Воздуха — самые сильные?
— Почему? — удивилась Натсэ.
— Как они легко скрутили этих…
— На нас напали маги невысокого ранга, не рыцари, — принялась объяснять Натсэ. — Они сами не знали, что делают, хотели выслужиться, взяв лёгкую добычу. Кроме того, на территории посольства магия Земли и прочих стихий ослаблена. А вот магию Воздуха, наоборот, здесь питает сам воздух.
Помолчав, Натсэ нехотя добавила:
— Но всё равно они молодцы. Обе. Особенно Авелла. Нужно было немало смелости, чтобы попереть против отца.
Я улыбнулся в темноту, испытывая нелепую гордость за предмет своего восхищения. И опять получил подушкой.
— За что? — возмутился я.
— Отстань, — последовал гениальный ответ.
Вот даже не знаю, радоваться, или нет, что у Натсэ стал сбоить режим «Что вам угодно, хозяин?». Хорошо, конечно, только лучше бы он куда-нибудь в другую сторону сбоил, не в сторону избивания меня подушкой.
Натсэ уснула быстро, я различил, как изменилось её дыхание. Я же долго ворочался, одолеваемый самыми разными мыслями. Наконец, долг позвал меня искать уборную. Посмотрю хоть на эту хваленую магическую канализацию.
Слуг вызванивать я не стал — доверился инстинкту. Однако инстинкт, вопреки ожиданиям, вывел меня не к уборной, а к Авелле.
Я издалека заметил приоткрытую дверь в конце коридора, отблески огня и услышал голоса. Казалось бы, там туалета точно нет, но мои ноги почему-то решили подкрасться ближе, а глаза — заглянуть в щёлку.
В комнате горели дрова в камине. Тарлинис сидел в кресле, на носу его поблескивало всё то же пенсне. Перед ним, спиной ко мне, вся какая-то съёжившаяся и поникшая, стояла Авелла в белой ночной рубашке с кружевами.
— Покажи мне свою печать, — велел Тарлинис.
Авелла беспрекословно вытянула руку. Несколько секунд он держал в руках её маленькую ладошку, потом отпустил.
— И когда ты собиралась мне рассказать?
— Я не знаю, папа…
— Это неправильный ответ, дорогая.
Тон его не изменился, лицо тоже осталось спокойным, но он размахнулся и ударил Авеллу по щеке. Даже у меня внутри всё будто в фарш превратилось от одного лишь звука. Авелла упала. На мгновение я увидел её лицо, искаженное гримасой боли. Потом я увидел, как боль исчезает за виноватой улыбкой.
— Встань, — приказал Тарлинис.
Авелла поднялась.
—
— Прости, папа…
— Сегодня я велел тебе разыскать мать и оставаться с ней. А ты вместо этого притащила ее в сад, помешала серьезным взрослым делам.
— Но я ведь нашла маму и оставалась с ней…
Для следующей пощечины Тарлинис встал. Авелла со слабым вскриком упала на ковер. Ее ночная рубашка задралась до бедер.
— Немедленно встань и приведи себя в порядок!
Авелла подчинилась. Она дрожала, но изо всех сил старалась сдерживаться.
— Что ты себе позволяешь, дочь? Что ты знаешь об этом Мортегаре, что ради него переступаешь через мою волю?
— Он просто мой друг! — всхлипнула Авелла.
— Прекрати называть друзьями всех, кто терпит твоё чириканье дольше двух минут! — проревел, багровея, Тарлинис. — Ты невыносима. Такая же пустоголовая балаболка, как и твоя мать. Если бы не вырождение, я бы ни за что не согласился на этот брак, но у меня не было выбора. Род Кенса должен оставаться сильнейшим. Но ты… Ты, позорище… Да разве при взгляде на тебя хоть кому-нибудь придет в голову слово «Кенса»? Разве ты хотя бы похожа на мага Земли?
— П-п-прости, п-п-папа… — плакала Авелла.
— А что самое скверное, ты даже не стараешься. Сегодня ты меня предала. Выставила дураком перед магами Земли из ничтожных родов. Чего мне будет стоить восстановить репутацию!
Он размахнулся опять. От этого удара Авелла наверняка бы лишилась чувств, а может, и жизни. Но вдруг в комнату кто-то вошел, и рука Тарлиниса замерла, потом притворилась, будто почесывает ухо.
Этот «кто-то», вошедший в комнату, остановился, сложил на груди руки и с вызовом посмотрел в глаза Тарлинису.
— Что вы здесь забыли, господин Мортегар?
Да, пожалуй, это был я, но я сам до сих пор не мог в это поверить. Внутри меня бушевало пламя, и оно заставляло меня идти, говорить, действовать. А поскольку «интерфейс» молчал, я с ужасом понимал, что пламя это — моё. Вовсе даже не магическое.
— Искал туалет, — услышал я собственный голос, такой спокойный и наглый одновременно, хоть и слегка дрожащий. — Отсюда несло дерьмом, вот я и заглянул.
Тарлинис побагровел и сжал кулаки, однако напугать меня не сумел. Надо же, он разозлился! Знал бы он, как разозлился я!
Авелла повернулась ко мне. Успела вытереть лицо и улыбалась. Если бы губы чуть не дрожали и не раскраснелись щеки, я бы подумал, что вся эта безобразная сцена мне почудилась.
— Вы зашли не в то крыло, господин Мортегар, — сказала Авелла. — Позвольте мне вас проводить…
— Не беспокойтесь, пожалуйста, — улыбнулся ей я. — Мне поможет господин Тарлинис. Ведь так, господин Тарлинис?
— Ступай спать, Авелла, — велел тот дочери, стараясь на неё не глядеть.
Авелла сделала реверанс и, сбивчиво пожелав покойной ночи, выскочила из комнаты. Мы молчали, пока её шаги не стихли в коридоре.