Первые шаги
Шрифт:
— Ложись, мамынька! Ты ведь устала нынче…
Глава двенадцатая
В центре Петропавловска, по Новомечетной улице, в домике бывшего рабочего Хасана Сутюшева, уже два года находилась конспиративная квартира комитета РСДРП.
Хасан десять лет работал на кожевенном заводе, у дубильного чана, даже когда заболел тяжело ревматизмом. Хозяин выбросил его, после того как он не мог уже ни стоять, ни ходить.
Если бы не младшие братья Хасана — восемнадцатилетний Хатиз и
Хатиз работал служащим у бакалейщика, и ему часто приходилось бывать на меновом дворе. Там он познакомился с Константином Вавиловым и вскоре вошел в революционный кружок, который вел Алексей Шохин.
Живой, любознательный татарчонок заинтересовал Антоныча.
— В городе много татар, Хатиз может быть полезен для связи с ними, — говорил он Алексею. — Брат у него рабочий, из-за жадности хозяина калекой стал. Не упускай парня из виду…
Через Хатиза железнодорожники познакомились с семьей Хасана. Домик у Сутюшевых был небольшой — комната и кухня, но в нем два выхода — на улицу и во двор.
Когда младший брат рассказал Хасану о том, что рабочие, бывающие у них, борются с хозяевами и им надо иметь тайную квартиру для своих собраний, Хасан радостно предложил:
— Пусть к нам приходят. Чужие не заглядывают, никто не узнает…
— А если полиция пронюхает, то тебя в тюрьму возьмут, — предупредил Хатиз. Так ему велел сделать Алеша.
Хасан ругнулся.
— Пускай берут да на руках носят, сам знаешь — ходить не могу. Они заодно с богачами, — сказал он.
Через год Хатиз вошел в подпольную организацию. Ему поручали прятать и передавать нелегальную литературу — ее получали от Омского партийного комитета, — находить квартиру для приезжих пропагандистов, вызывать на явку нужных товарищей… Работая у бакалейщика, он мог отлучаться и днем.
Чутко прислушиваясь к речам приезжих товарищей, к спорам на собраниях, Хатиз жадно, как губка, впитывал все, но слабо разбирался в разногласиях революционных группировок. Для него казались одинаковыми большевики и меньшевики — все, кто был против царя. Но сказать об этом руководителю кружка он не хотел — Алексей еще бестолковым посчитает.
— Почему они спорят? — говорил он своему задушевному другу Мухамеду Абдурашитову, рабочему депо. — Все же хотят сбросить царя.
Мухамед считал настоящими революционерами большевиков, но объяснить разницу тоже не мог.
Однажды Абдурашитов неожиданно зашел к Хатизу на работу. Тот сидел вместе со своим хозяином, занятый проверкой счетов, и удивленно взглянул на приятеля.
— Я пришел за тобой, Хатиз. Твоему брату очень плохо, — сказал Мухамед. — Попроси хозяина отпустить тебя.
— Больного брата надо проведать, — благожелательно откликнулся бакалейщик. — Ступай, Хатиз, работу сделаешь завтра.
Когда друзья вышли на улицу, Хатиз нетерпеливо потребовал объяснения. Брат всегда болен, не из-за него его позвал Мухамед, он был в этом уверен.
— У Хасана сидит молодой товарищ, такой же, как ты. Он даст тебе поручение, и, знаешь, спроси его о том, о чем ты меня спрашивал, — ответил
Возле дома они еще издали увидели тетку Минсулу, жену Хасана. Она стояла с лопатой в руках, будто очищая снег возле завалинки. Обычно, если приходил к ним кто из подпольщиков, Минсула сейчас же находила себе работу на улице, но не спешила с ней. Ей было всего тридцать два года, но бедность, болезнь мужа состарили ее раньше времени. В уголках возле бледных губ образовались складочки, и мелкая сетка морщинок окружила светлые глаза. Младший сынишка Ибрагим старательно лепил из снега бабу. Улыбнувшись в ответ на приветствия молодых людей, Минсула сказала:
— Идите, вас ждут!
Хасан полулежал на нарах, подтянувшись к краю. Маленький кухонный столик был поставлен возле нар, и хозяин с гостем пили чай, вполголоса разговаривая.
— Вот мой брат, Хатиз Сутюшев, — сказал Хасан, когда друзья вошли в кухню.
Гость поднялся им навстречу и, окинув Хатиза взглядом больших серых глаз, протянул ему руку.
— Михаил Большой, — назвал он себя, крепко пожимая руку Хатизу. С Абдурашитовым они уже виделись.
«Ему тоже лет восемнадцать», — подумал Хатиз, разглядывая незнакомца.
Слегка вьющиеся темные волосы были откинуты назад, открывая полностью высокий, красивый лоб. В глазах теплилась приветливая улыбка, но губы не улыбались. Одет он был в форму воспитанника Омского кадетского корпуса, что удивило Хатиза. Революционер — и кадет!
Михаил заметил его удивление и, смеясь, махнул рукой.
— Не обращай на это внимания, так лучше ехать, — пояснил он, приглашая пришедших сесть за стол.
— Я уже подробно объяснил Хасану, где тебе надо получить сегодня литературу, не буду повторять — время дорого, — сказал Михаил, когда Хатиз с Мухамедом сели возле стола. — Лучше вы расскажите, как работаете с молодежью.
Он нетерпеливо откинул прядку волос, упавшую на лоб, и весело, но требовательно посмотрел на юношей. Те молча переглянулись. Ребята не ходят на кружок, как с ними работать? Михаил понял.
— Работать можно по-разному. О революции с каждым говорить сразу не следует, — заговорил он. — А вот поплясать, песни попеть можно со всеми хорошими ребятами. В литературе, которую ты, Хатиз, получишь, есть листовка с песней, «Марсельеза» называется. И ноты к ней есть. Дай по секрету старшим учащимся, надежным ребятам. Выучат они ее, будут петь и, конечно, спросят тебя, кто ее сложил, когда, почему. Тебе о ней Алеша расскажет, а ты им. Это уже будет революционная работа. Думать заставишь…
Он долго учил их, как работать среди молодежи. Слушали внимательно все трое.
— Я хотел спросить: в чем разница между большевиками и меньшевиками? — спросил Хатиз, когда Михаил замолчал. Он проникся уважением к молодому гостю и уже не считал его ровесником. Как хорошо все объясняет!
— Если коротко сказать, то большевики хотят, чтобы после победы рабочие взяли власть в руки, а меньшевики требуют передать власть богачам, считают, что рабочие сами управлять не смогут…
— Ишь ты! — вскрикнул Хасан, перебивая Михаила. — Чтобы опять на нашей шее ездили?