Первые шаги
Шрифт:
Наталья весело рассмеялась.
— Павка наш ходит повеся нос. Аким сказывал — за то, что Аксюта давно на посиделки не приходит.
— Да ткет холсты все, вот и не ходила никуда, — облегченно вздохнув, сообщила Прасковья.
Мирная женская беседа текла не прерываясь до чая и за чаем. Петр Андреевич задерживался, и Наталья позвала за стол свекровь — у старух разговора хватит хоть до вечера. Уйдет, а вдруг папанька рассердится?
Прасковья и впрямь пыталась было встать из-за стола, но Наталья и слышать об уходе гостьи не хотела.
— В
Услышав шаги свекра в передней, Наталья вышла навстречу.
— У нас Прасковья Карпова. Устала держать уж… Федор приехал, — шепнула она.
— Умница Натальюшка! — погладил свекор сноху по крутому плечу. — Принеси наливочки. Угости-ко получше. Пусть еще посидит, пока я схожу к Федору, — приказал он.
Наталья легкой птицей порхнула от него в боковушку.
— Здорово, Прасковья Петровна! Давно не видались, — входя в горницу, заговорил Петр Андреевич мягким воркующим тоном, каким он говорил, когда хотел улестить собеседника.
— Засиделась я у вас. Хотела на минутку зайти — сказать тебе, что Федор Палыч вернулся…
— И не пущу, пока не выпьем наливочки! Уж такова-то сладка да приятна! — перебила ее Наталья, появляясь с большой бутылью в руках. — Намедни Аким привез из города, а я, дура, и забыла про нее… — Продолжая болтать, она поставила на стол стаканчики, налила густой вишневой наливкой и пододвинула всем.
— Ну вот и я с вами выпью за благополучное возвращение моего дружка Федора Палыча, — засмеялся окающим смехом хозяин, поднимая стакан.
Все выпили.
— Дома ли Палыч-то? — спросил Мурашев гостью.
— Дома. Он за Егором да Кирюшкой девчат послал. О посеве поговорить хочет.
— Вот хозяин — так хозяин! Апрель только на двор, а он уж пахать готовится, — с одобрительной улыбкой произнес Мурашев и вновь налил стаканы.
— Да чтой-то ты? И с одного у меня голова закружилась, — отнекивалась гостья.
— Сие и младенцы приемлют. Нельзя без пары жить, Петровна, ни старым, ни молодым, — настаивал весело Петр Андреевич.
Ниловна хотела отодвинуть свой стакан, но он не дал:
— Хозяйка должна выпить, гостье дорогу показать!
Когда с шутками и прибаутками выпили по третьему стакану и Наталья, обняв за плечи гостью, затянула: «На серебряной реке, на златом песочке…» и к ней присоединились Прасковья и Ниловна, Петр Андреевич, посмотрев на них с усмешкой, молча вышел из комнаты.
— …Расстрелял картечью, когда рабочие шли к нему с иконами, с его портретами. Просили помочь. Вот что они писали ему: «Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей… Пришли к тебе, государь, искать правды и защиты»! — говорил со страстным гневом Федор, стоя середь избы.
На лавках сидело пятеро мужиков.
— Тысячу человек расстреляли, две тысячи ранили, а сколько арестовали, счету нет, — продолжал срывающимся голосом Федор.
— За что, дядя Федор? — стоном вырвалось у Кирюшки.
— Сволочь, а не царь! — процедил сквозь зубы Матвей Фомин.
Остальные молчали, подавленные, Аксюта расширенными от ужаса глазами смотрела на отца.
— За то, Кирюша, что они верили, будто царь — помазанник божий, стоит за народ. А он — главный помещик и вместе с другими помещиками и их прихвостнями, вроде наших Мурашева, Дубняка, шкуру дерет с рабочих и с нас, крестьян, — ответил Федор и продолжал: — По всей матушке России поднимаются рабочие люди в городах и деревнях против царя-убийцы, против помещиков и бар, всех, кто нашу кровь сосет, за справедливый порядок, — голос Федора окреп. — И верьте, мужики, недалек тот час, когда полетят в преисподнюю все кровопийцы. За труд, а не богатство, нажитое обманом, будут уважать людей…
— Ах, Палыч! Кабы так сталося, как ты говоришь! — горячо выдохнул Родион, лицо его зарумянилось.
— А нам-то что делать, Палыч? — вскочив, взволнованно спросил Кирюшка.
Аксюта повернулась к нему лицом. Широко раскрытые глаза девушки засветились лаской.
— Что делать нам, Кирюша? Готовиться к будущей борьбе вместе со всеми. Своим рассказывать правду, о которой я вам поведал, не давать живоглотам на себе верхом ездить и стоять друг за друга.
Надо, чтобы, когда придет время, все бедняки встали, как один, и пошли на богачей с царем-кровопийцей — так я понимаю сейчас, а дальше нам скажут. Согласны ль вы на то?
— Так тому и быть, — первым заговорил Матвей. — Я хоть сейчас взял бы вилы да проткнул бы пузо Мурашеву…
— Куда ты, Палыч, туда и я, — одновременно отозвались Родион, Егор и Анисим. — Что скажешь, то и делать будем.
Кирилл, стоявший теперь рядом с Аксютой, так взглянул, что Федор, ласково улыбнувшись, махнул ему рукой: молчи, мол, и так понятно…
— Только, мужики, берегитесь, чтобы Мурашев раньше времени не пронюхал. Как Иуда, крутит он вокруг меня. Бедняков киргизов не забывайте, они с нами пойдут. Петр Андреевич басурманами их зовет, нам общаться с ними не велит, а когда бай какой приедет, так у него первый гость…
— Знаем давно! Видали! — заговорили мужики.
Со двора раздался яростный лай Верного.
— Чужак идет. Кирюш, читай книгу, а вы, мужики, слушайте. Аксюта, скройся! — быстро распорядился Федор, идя к дверям.
Кирилл раскрыл где попало книжку и, запинаясь, начал читать:
— «Почва го-ло-да-ет…»
За дверями послышались голоса. Мужики переглянулись.
— Помяни черта, а он тут как тут! — с досадой прошептал Егор.
— Здорово, мужички! Мир честной компании! — ласково пропел Мурашев и, сняв шапку, помолился на иконы.