Первые. Наброски к портретам (о первых секретарях Краснодарского крайкома ВКП(б), КПСС на Кубани)
Шрифт:
…В конце января 1990 года, практически на излете своей головокружительной карьеры, в которой кубанский период трудовой деятельности казался лишь незначительным по времени, пусть ярким, но все же коротким отрезком продолжительной политической биографии, В. И.Воротников прибыл в Майкоп. По пути в Шовгеновский район, где он баллотировался кандидатом в народные депутаты Верховного Совета РСФСР, ясно, что выбор был не случаен (своя сторона!), он, в машине готовясь к выступлению, достал из папки свою предвыборную программу и произнес, вглядываясь в заснеженную даль, одну, но от сердца идущую фразу: «Знаете, сколько лет прошло, а не могу забыть Кубань. Нынче зима, но… перед глазами бескрайнее кубанское поле, замечательные и
РАЗУМОВСКИЙ
— Как ты надоел со своими расспросами!.. Что, да как? Ну, работал Разумовский первым… И что из этого?!
1
Всего два года проработал Георгий Петрович Разумовский первым секретарем Краснодарского крайкома КПСС, сменив В. И. Воротникова.
Однако «кубанский» период в его политической жизни слишком весом. Родился Разумовский в Краснодаре, окончил Кубанский сельскохозяйственный институт, занимался комсомольской работой в вузе и районе, в 29 лет стал первым секретарем Кореновского райкома партии. В 31 год он заведующий отделом сельского хозяйства крайкома КПСС, затем инструктор, заведующий сектором ЦК КПСС. И вновь работа на Кубани, теперь уже в должности председателя Краснодарского крайисполкома.
Личность Разумовского, ослепительно молодого, всеми параметрами отвечающего идеальному образу большого руководителя: рост, красивое лицо с выразительными карими глазами, тонкие неторопливые манеры, поставленный баритон, с первых слов завораживающий аудиторию; наконец, безукоризненные качества — душевность и, что самое запоминающееся, абсолютная честность, чистоплотность в словах и поступках, невольно привлекала пристальное внимание. Порой казалось, что к его облику не может пристать не только бытовая или политическая грязь, но даже пылинка.
Другими словами, Разумовский был редким и бросающимся в глаза исключением. Он был, выражаясь биологическим языком, генетически стерилен.
Кроме того, проработав, хотя и понемногу, на районном, краевом и союзном уровнях и приобретя практический опыт, он, возглавив крайисполком, был уже крепким профессионалом.
Помнится его поучительный рассказ, почерпнутый из цековских кулуарных разговоров: «Заведующего отделом ЦК партии не было на месте, а необходимо было срочно позвонить Микояну… Завсектором зашел в кабинет заведующего и по правительственной связи набрал Анастаса Ивановича.
— Кто это говорит? — спросил Микоян.
— Щербаков из ЦК партии…
— Щербаков?! Такого в ЦК партии я не знаю, — и положил трубку».
Для человека непосвященного приведенная сценка — пустой звук. Для профессионала — обычный эпизод внутрипартийной жизни, где немало условностей и неписаной иерархии. Например, профессионалу понятно, что по правительственной связи может позвонить только тот, у кого в кабинете установлен особый телефон. Второе — Щербаков неточно, а значит непрофессионально представился Микояну — из ЦК партии! — надо бы из отдела пищевой промышленности ЦК партии. Третье — член ЦК партии и работник ЦК не одно и то же. как не одно и то же, скажем, секретарь ЦК и инструктор, хотя оба работники ЦК. Дело даже не в должности, дело, повторяю, в неписаной, но тщательно соблюдаемой в те годы партийной иерархии.
Разумовский знал всю «кухню» писаных и неписаных правил, когда порой исход дела решали нюансы: взгляд, жест, манера одеваться, умение вести себя в любой ситуации (к примеру, при встрече или просто в деловой беседе, в поздравлении с днем рождения), просто какой-либо знак внимания к работнику, разумеется, в первую очередь, вышестоящему. «Кухня» была весьма сложной, но, к сожалению, обязательной.
Разумовский был классическим примером молодого и в то же время, как модно сейчас говорить, обреченного на перспективу аппаратного работника. Прекрасно
Многим кажется, что первый моральный излом, существенно повлиявший на психологический облик Разумовского и во многом сломавший уже сложившийся о нем стереотип, как о молодом и знающем работнике, произошел в результате нелепой автомобильной аварии вблизи Ейска, под Старощербиновской.
Впоследствии некоторые ответственные работники крайисполкома с упоением рассказывали о своем «вкладе» в вызволение Разумовского, о лекарствах, которыми они его обеспечивали, о личной близости к этому, в общем-то, замкнутому и осторожному человеку.
Однажды в середине дня Разумовский неожиданно пригласил меня в свой кабинет. Он долго ходил, слегка прихрамывая после перенесенной операции и сосредоточенно думая. Было видно, что ему хочется поделиться обуревавшими его чувствами, наконец, — просто высказаться. Однако он крайне редко пускал в свою душу кого-либо, даже и своих заместителей.
— Вы знаете, что вчера у меня был день рождения… — Он еще больше сосредоточился, и лицо его потемнело от нахлынувших переживаний, — Подхожу к дому (Разумовский жил тогда на ул. Красной, 200, там, где жил когда-то Золотухин), у подъезда стоит человек — один из ваших подчиненных, — кивнул в мою сторону председатель. — Говорит: «Я пришел вас поздравить, Георгий Петрович» и достает из-за спины букет гвоздик, этот… мерзкий веник. «А вот и моя супруга», — показывает на женщину, стоящую поодаль… Что делать?! Я его ведь не приглашал на день рождения… Какую надо иметь наглость — прийти домой к председателю крайисполкома! С какой целью? Выведать, что у меня есть дома? Кто ко мне приходит в гости? Надеюсь, вы догадались, кто этот человек? — повернулся ко мне Разумовский.
В его глазах стояла печаль, и по выражению лица я понял, что он ночь не спал, мучаясь от назойливого и неприятного для него прикосновения «одного из моих подчиненных».
— Прав ли я, выпроводив его? — Разумовский назвал фамилию человека.
В тот момент я вдруг почувствовал, что передо мной совсем не тот Разумовский, уверенный в себе, сильный, с прямым взглядом хозяин края, а, напротив, подавленный и в чем-то морально ущербный, неуверенный в своих силах обыкновенный человек. Мне захотелось подойти к нему и, протянув руку, по — мужски пожать её, ничего не говоря. Просто, по-человечески понять и поддержать. Он был искренен, как ребенок. Однако я стоял и молчал, понимая, что особых моих слов и действий в данный момент не требуется. Я был буфером, той грушей, которую от отчаянья били, чтобы выпустить накопившийся внутри организма пар.
Занимая второй по величине, но все же ответственный и видный пост в крае, Разумовский был весьма педантичен и пунктуален. Он взял себе за правило ранним утром делать основательную и бодрящую пробежку, затем гимнастику и принимать холодный душ. Практически он никогда не пил и, мне кажется, в душе тайно ненавидел любителей «беленькой», невзирая на их должности и пол. Помнится, как однажды, в день 8 Марта инициативу проявила заместитель Разумовского по торговле, бытовому обслуживанию и общественному питанию, простая и разумная женщина Любовь Дмитриевна Кушнаренко. Она предложила замам во главе с председателем «отметить», в её понимании, святой для мужчин день и выпить шампанского. Реакция Разумовского была более чем агрессивной, я бы сказал, испепеляющей. Он в буквальном смысле «растоптал», не сходя с места, безвинное предложение Любови Дмитриевны. Подчеркиваю, — это было задолго до печально знаменитой горбачевско — лигачевской кампании по «борьбе с пьянством».