Первый из первых или Дорога с Лысой горы
Шрифт:
…Ближе к вечеру в коридорах музыкальной школы неожиданно объявился Сизигмунд Чигиз. В лиловом фраке, сидевшем на его могучих плечах идеально, с бабочкой цвета старого янтаря он был бледен, серьезен и тих.
Среди всех претенденов тут же пронесся слух, что прибыл американский продюссер, подыскивающий актеров для съемок любовной драмы.
И толпы решительно настроенных людей самого различного возраста повалили в актовый зал, откуда съемочная группа объединения „ВАМП“ загадочным образом исчезла. Вместе со снегом, оленями и кальсонным бельем. Попадающим в зал служители в черном шепотом предлагали располагаться
Зря живем. Зря суетимся. Зачем?.. Свет угаснет. Тепло испарится. Что потом?.. Обижаем тех, кто нас любит. Сами любим не тех. Жизнь растрачиваем на глупости, а к маме съездить в деревню, к отцу на могилу — все времени нет… Подавленные такими мыслями, захлопнувшись в себе, они не сразу заметили, что на сцене, в глубине ее возникло кресло. Средневековое, под стать музыке. Жесткое, с высокой спинкою, а подлокотники смотрели в зал мордами львов.
В кресле сидел Сизигмунд Чигиз, которого многие уже видели в коридорах и теперь узнали по фраку.
Со своего места он рассматривал зрителей внимательным взглядом, так что казалось, что для него в зале светло, а потому Сизигмунд видел каждого.
Он действительно видел и читал мысли любого, к кому прикасался взглядом.
Видимо, удовлетворив свое любопытство, Чигиз хлопнул в ладоши.
Струнный квартет оборвался, словно разом сломались смычки. Под потолком вспыхнули хрустальные люстры, которых здесь никогда и не видели. Ну а свечи потухли. Только ниточки дыма тянулись от них вверх.
Закинув правую ногу на левую, показав всем начищенные туфли восхитительно нежной замши, Чигиз обратился к залу:
— Вас не обманули, — в руках его образовались четки с косточками из душистого самшита, и Сизигмунд ими защелкал, — я действительно из Америки, и я есть действительно продюсер кинокомпании „Блэк стар“, которая принадлежит сэру Деве лишу Импу. Я хочу снимать фильм под названием „Убитые любовью“, и мне нужны люди на роли главных героев. Один мужчина и одна женщина. Возраст пока неопределен, поскольку у нас есть на данный момент только генеральная идея. Детали фильма будут определяться позже…
Воздух в зале наэлектризовался. Кое-где было замечено таинственное свечение, точно указывавшее, кто из внимавших Чигизу готов прямо сейчас, немедленно, не заходя домой, вылететь в Соединенные Штаты Америки, в проклятый Голливуд, на съемки, и готов там быть убитым любовью.
Но только там и любовью только голливудской.
Пощелкав четками так громко, что их слышали и в самых отдаленных уголках зала, Чигиз продолжил;
— Генеральная же идея фильма такова. Два человека любят друг друга насмерть, но жизнь, обстоятельства мешают им соединиться… Идея понятна?
Зал выдохнул без слов. Но выдох этот не оставлял сомнений, что идея была
— Прекрасно! — улыбнулся Чигиз, оставаясь таким же бледным. — Тогда я должен сказать вам, что по моему убеждению, главных героев картины могут сыграть только люди, которые сами знают, что значит любить насмерть. Здесь есть такие? Поднимите руки!
Чащоба рук…
Их подняли почти что все, кто были в зале. А кое-кто так поднял даже обе руки.
И только одна неприметная девушка, невысокая, с некрасивым лицом, с прыщами на лбу, но с огромными глазами, из которых при резком повороте головы могла плеснуть волной бездонная голубая тоска, только эта девушка, сидевшая в середине двенадцатого ряда, руку не подняла.
— Ах, значит, вот как! — будто бы удивился Чи гиз. — Выходит все вы любили насмерть. И любовь была несчастной?
Зал снова выдохнул. Любили… Несчастной… Чигиз прищурился:
— А что же вы, моя хорошая?.. — он взглядом дер жал ту девушку из двенадцатого ряда. Держал крепче, чем цепью. — Вы, что ли, не любили никогда? Идите-ка сюда! Идите, идите, не стесняйтесь.
Когда девчушка поднялась на сцену, Чигиз оставил кресло и протянул ей руку.
— Вас как зовут? Наташа? — он держал ее ладонь двумя своими.
— Нет. Оксана.
— Ну, то есть, Ксана?
— Да… — девушка смутилась окончательно. Потупилась и покраснела.
Чигиз подумал и спросил:
— Так что же получается, Ксана, вы еще ни разу не любили? И вам никто не дорог так, что за него — хоть под трамвай, хоть в Волгу?!
— Нет, почему же? — Ксана, казалось, освоилась ц волноваться перестала.
— Тогда чего ж вы руку не подняли? Или не хотите в Голливуд?
— Про Холливую не знаю, а руку… — Оксана запнулась. — На мой взгляд, то, что вы сказали, и то, что знаю… что чувствую я, не одно и то же… Любовь насмерть — это совсем другое. Она дается очень редко, очень немногим.
Нахмурившись и глянув на зал, Чигиз спросил:
— Да? Вы так считаете?.. То есть, по-вашему, все эти люди лгут? Все-все?
Не поднимая глаз, Оксана замотала головой. Она обидеть не хотела никого. И поспешно сказала:
— Нет, что вы?! Нет!.. Они не лгут и лгать не думали. Но просто… они не понимают, что такое любить насмерть.
— Не знают?
— Ну, конечно!.. Узнать это можно, только насмерть полюбив, — пояснила Оксана.
Чигиз кивнул:
— Отлично! Я с вами полностью солидарен. И знае те, что предлагаю? Давайте у них сейчас и спросим, — он повернулся к залу: — Ответьте все, кто руки поднимал!
Вы насмерть любили? Нет, лучше пусть снова поднимут руки те, кто насмерть любил!
Ответом была такая же чащоба рук, как в первый раз.
— Ну, видите? — Чигиз кивнул на зал. — Все люби ли.
Оксана вздохнула.
— Тогда спросите их еще… Если они действительно любили насмерть, то почему все живы до сих пор?
— Вы слышали вопрос? — Чигиз стоял у рампы. Ответить может кто-нибудь?
Ответа не последовало.
Люди в зале молчали. И таяли. Да-да! Как призраки. Таяли и таяли, делаясь прозрач ней и прозрачнее, пока и вовсе не исчезли… И вот, когда они исчезли все, когда в заполнивши зал мраке вновь вспыхнули огоньки семисвечников Чигиз взял руку девушки и, заглянув в ее глаза, сказал: