Первый разведвзвод
Шрифт:
— У Мартина покойного, — отзывается дед Кузьма. — Такой пилы теперь во всем свете не найдешь…
— До-обрая пила! Три аршина! Немцы, паразиты, забрали. И на что она им сдалась, скажи на милость? У них таких дубов нет. — Потом вздыхает: — Да и нам такая пила теперича ни к чему. Порезали лес на корню, поглумили. Дубцы растут, а не деревья. Да и тех мало…
Уже царапает ведро по нашим железякам. И как раз в это время подходит сюда Микита. Паразит, никогда не чистил колодец, отлынивал, а нам чисти… Микита, как всегда, хмурый.
Дед Кузьма надевает фуфайку, становится в ведро, и мы тихонько опускаем его в колодец. И снова таскаем мы полные ведра мутно-рыжей воды. А затем и наши железяки появляются из глубины колодца.
Микита все время молчит. Но когда увидел почти новый лемех, проворчал:
— Ишь, сопляки! Взять бы да по мягкому месту этим лемехом…
Он угрожающе глядит на нас. И все еще держит в больших черных руках поблескивающий лемех. Дед Кузьма в колодце — кто защитит?
Выручает Антип:
— Пособи, Яковлич.
Микита швыряет к самому забору злополучный лемех, берется за шест. Легко перебирают отполированный шест его бугристые руки.
Шмякает мокрый песок из ведра, и снова скрипит колодезный журавель. Ноют руки, болит спина. Горят ладони, будто не за веревку хватаемся, а за угли.
— Эге-эй! Хлопцы! — гремит из колодца голос деда Кузьмы. — Звезды вижу! Звезды!
Мы не верим. Как это: звезды — днем? Дед горячится, что-то доказывает. Слов не разобрать: сплошное «бу-бу-бу» несется из колодца.
— Полезай! Сюда полезай!
— Еще что? — отзывается Микита. — Мало, что железяками запачкали, так и самих туда?
— Ты скажи спасибо, Яковлич, — зашелся в мелком смехе Антип. — Хоть колодец почистим…
— Добрячий колодец, на добрячем месте.
— Полезай! — снова гремит из колодца.
И вот мы лезем за звездами. Вернее, нас спускают на дно, по очереди.
В сером четырехугольнике сруба видно мутное небо. Будто слегка кто-то затушевал его черным карандашом. И на нем — звезды. Да-да, звезды! Дневные звезды!
— Да вы с ума посходили, что ли? — ворчит Микита Силивонец. — Посмеяться хотите?
— Полезай, Яковлич, а? — подзадоривает Антип. — Хотя тебе — слабо. Трус ты, Яковлич.
Микита вдруг глубоко насунул кепку. Уже занес одну ногу в ведро. Оглянулся, долго смотрел на нас.
— Ты прав, Антип: боюсь. Разве они, — показал он на нас, — вытянут?
— Ого-о! — засмеялся дед Антип. — Эти хлопцы, человече, быка вытянут! — А потом добавил: — Да и я пособлю ж…
— Смотри-ка, елки-моталки! — глухо доносится Микитов голос. — Звезды! Чего не ждал, того не ждал.
Но никто из нас не ждал, что будет через полчаса.
А вышла необыкновенная история.
Дед Кузьма уже добрался до самого дна колодца и крикнул:
— Последнее! Скорей тащите ведро! Замерзаю!
Последнее ведро было, как и прежние: песок
Я торопливо выплеснул воду, а Федя начал двумя руками выскребать осевший песок. Под клетчатой, уже порядком запачканной рубашкой ходуном ходили острые лопатки. Федя сегодня был угрюм, вроде Микиты, молчалив. Конечно, было из-за чего. Уже третий час работали без передышки. Вдруг острые лопатки нашего Феди замерли.
— Шевелись же ты, а то дед замерзнет, — сказал я, и не только из-за деда. Тяжело долго держать на весу скользкий шест с ведром.
— Погляди-ка! — проговорил Федя.
В руках он держал какой-то черный предмет. Вроде наконечника от авторучки, только граненый да толще.
— Брось! — крикнул Микита и вмиг побледнел. — Взорвется!
Федя выронил этот черный предмет, и он шлепнулся в грязь. Мне показалось, что грохнул взрыв. Я выпустил ведро, схватился за голову. А Микита в то же мгновение схватил Федю, заслонил его собой.
Через минуту мы уже хохотали. Правда, не очень дружным был смех. Не очень-то посмеешься, когда и руки дрожат, и спину будто кто-то иголками колет.
— Вот черт, — оправдывался Микита. — Думал, немецкая «игрушка». Во время войны немцы бросали такие. Возьмет ребятенок и…
Я тоже читал о таких игрушках. Какие все-таки подлые были немцы! Сказано-то: фашисты.
— Эге-эй! Ведро давай! — снова загремел дед Кузьма.
Мы вытащили его из колодца мокрого, испачканного грязью. Даже борода была заляпана песком.
— Ух ты! — жмурится дед Кузьма. — Как из того света.
— А мы тут без тебя на том свете побывали, — начал Антип. — Думали, взорвется.
— Вот что нашли. — Олег уже держал эту граненую черную палочку.
Дед Кузьма, увидев находку, воскликнул:
— Смотри-ка, почтальон!
И он рассказал нам, что такое солдатский «почтальон». В небольшую эбонитовую трубочку кладут полоску бумаги. На ней — фамилия солдата, адрес семьи. Потом плотно завинчивают колпачок… Убьют солдата или тяжело ранят, и «почтальон» скажет, кого ранило или куда и кому следует отправлять недобрую весть…
Колпачок не отвинчивался.
— Дай-ка я.
Микита крутнул в своих прокопченных пальцах трубочку. Колпачок хрустнул, и мы чуть не стукнулись лбами, так хотелось посмотреть, что там.
В «почтальоне» находился пожелтевший сверточек бумаги. Мы осторожно вынули его.
Видно, руки дрожали, а может, бумага такая. Первый лоскуток раскрошился, а сверточек никак не развернуть.
Зашли в Микитов дом. И хоть я первый раз был здесь, а так и не запомнил тогда, что там, внутри дома…