Первый разведвзвод
Шрифт:
Назавтра мы все-таки придумали, что делать тетке Аксинье. Олег Звонцов придумал. Он хоть медленно думает, зато уж как придумает, то на пять с плюсом. Только дед Кузьма предупредил:
— Не больше на полторы десятки. Да пусть сама, а не вы… Ну да я сам с ней переговорю.
А через час мы торжественно внесли на нашу веранду большой сверток. Федя смотрел, за малышами, поэтому он не знал, что мы придумали, и очень удивился. Развернули мы сверток — а там игрушки, книги. На целых пятнадцать рублей. Это тетка Аксинья купила по нашему списку. А от себя — кило конфет, фруктовых.
Вот
— Это же надо: приходили мужчины из Олешни, так сказали пятьдесят рублей за крышу и харчи. А наш Кузьма с хлопцами…
И так начинала нас расхваливать, что поневоле покраснеешь. Ну хоть ты на улицу не показывайся!
А недели через две, когда уже начались занятия, такое случилось, что и вправду стыдно было на улицу показаться.
В саду между рядами молодых деревьев весной колхозницы взрыхлили землю и посеяли морковку. За лето она выросла, и теперь женщины убирали эту морковку. Ну и мы пришли туда, после уроков, конечно. Помогаем убирать. Ту самую морковку, за которой лазили в сад и где нас однажды поймал дед Кузьма.
— Жаль, что нет крапивы, — сказал он тогда и так посмотрел на мои штаны, что я сразу почувствовал это жгучее растение. — Не лучше ли подойти ко мне да по-честному попросить. Так нет же…
Странный дед Кузьма. Совсем неинтересно, когда тебе ни за что ни про что дают. А вот когда ползешь по-пластунски метров сто, а потом набиваешь морковкой полную пазуху — это совсем другое. Но мы не стали объяснять…
Это случилось в середине лета, и морковка была еще маленькая. А теперь она большая, сладкая — во рту тает. Мы вырываем ее и относим колхозницам. Они обрезают ботву и откладывают морковку в сторону. Вечером мы перетаскиваем ее в бурт.
На другой день прибегаем мы в сад и видим: женщины сами рвут морковку, подозрительно на нас посматривают и о чем-то шепчутся.
Оказывается, кто-то воровал морковку. Вчера бурт не присыпали землей, а только соломой прикрыли, и в этой соломе такая дырка, что впору кому-нибудь из нас пролезть…
Выходит, поздно вечером мы таскали из бурта морковку. А зачем она теперь? Разве не хватает яблок и груш? Сколько угодно. Но попробуй докажи старшим…
— Постой же, негодный вор, мы с тобой рассчитаемся!
— Хлопцы, сегодня, как только стемнеет, все — в нашу баню!
— А чего? — поинтересовался Федя.
— Там узнаешь.
Вечером я сижу на чердаке бани и смотрю в серую темноту. Вот показался Славка Дергачев. Идет спокойно и уверенно — молодец! Потом появился Федя. Пройдет пару шагов, постоит и снова вперед. Подойдя к бане, громко зашептал:
— Ленька! Ленька!
Мне нужно испытать: трус он или нет. Командир разведвзвода все должен знать о своих рядовых. И я молчу.
Федя пятится от бани.
— Иди сюда! — зовет Славка.
Олег Звонцов идет огородами и посвистывает. Посвистывает он, конечно, для смелости, но идет без остановки, не то, что Федя.
Я соскакиваю с чердака бани и приступаю к делу.
— Хлопцы! — говорю. — До каких же пор мы будем терпеть эту клевету?
— Какую клевету? — спрашивает
— А как доказать? — Олег морщит лоб, и лицо его и без того черное, как у цыгана, еще чернее при свете закопченного фонаря.
— Сторожить, — говорю. — И мы поймаем вора!
— От нас никуда не уйдет! — поддерживает меня Славка.
— Держи карман пошире, — ухмыляется Федя.
— Эх ты, Федя, — упрекаю я товарища.
— Да я что? Я ничего. Я как ребята.
— То-то же! — И я поворачиваюсь к Славке с Олегом. — Взвод, слуша-ай! Сегодня мы пойдем в сад. Но сначала разработаем план захвата. Я как командир и лейтенант предлагаю вот что…
Но ни разработать плана захвата, ни пойти в сад нам не довелось.
За дверью послышались шаги, а потом и голос Славкиного отца:
— Вот вы где, голубчики! А за ваши темные делишки родители отвечай?
Мы уныло плетемся домой. Всегда эти взрослые помешают. Ну и люди…
Федя ехидно шепчет:
— А Славкин папа вроде генерала.
Я даю ему кулаком в бок. Тут серьезное дело, а он ухмыляется. На нас возвели напраслину. А теперь ломай голову как оправдаться. Не виноват, а оправдывайся… А что, если и у Микиты Силивонца вот так? Нисколько не виноват, а весь век мучайся. Нет, он, конечно, виноват: все-таки в полиции был…
А мы? Мы только раза три, ну от силы пять, слазили летом в огород. Да и то та морковка была с мышиный хвостик. А теперь вот отвечай: воры — да и все.
Последние приготовления
На следующий день снова шагаем в сад. Настроение скверное, и чтобы не поругаться друг с другом, насвистываем песни. Такое у нас правило: вместо ссоры — свистеть. Этому нас научил дед Кузьма.
В саду уже не поглядывают на нас искоса и не шепчутся, а прямо в глаза говорят:
— Пять лет никто ничего не воровал. А вот же нашлись сопляки.
Женщины обзывают нас так же, как Микита Силивонец.
— Хорошенько бы их, крапивою! — замечает Славкина мать.
Мы стараемся не задерживаться у бурта и все таскаем и таскаем. У каждой колхозницы гора необрезанной морковки.
— Отдохните, ребята, умаялись небось, — сочувствует Аксинья.
Не отвечаем: какие мы ребята, мы для вас — воры.
Пришел дед Кузьма. Ни о чем не расспрашивая, повел он нас в сад. Сад такого же роста, как и дедушка. Не надо ни на яблони залезать, ни подпрыгивать — стой и срывай любое яблоко. Правда, не любое. Дед Кузьма специально вырастил для таких, как мы, двенадцать яблонь и три груши. Стоят они небольшой рощицей. Детский сад — так зовет его дед Кузьма. Здесь мы полные хозяева. И ухаживаем за садом, и яблоки с грушами едим. Рядом — питомник, тоже наш. Из него деревья идут на «ремонт» большого сада, на усадьбы колхозников. Из этого питомника две машины саженцев отвезли в город, на продажу. Здесь почти у каждого из нас отдельный ряд деревцев. И не было случая, чтобы, сорвав яблоко или грушу, мы прошли мимо своего питомника. Дело в том, что пятьсот яблонек мы растим для совхоза «Минский». Есть такой на Кустанайщине. Наши белорусы когда-то его основали.