Первый выстрел
Шрифт:
— А завтра нам всем влепят по колу и вызовут к инспектору! — крикнул восьмиклассник Ведерский, которого за красоту называли Аполлоном Бельведерским.
— Кто не боится, поднимите руки! — призывал Сверчков.
Поднялся лес рук. Юра тоже поднял руку. Так он впервые проголосовав «за революции».
Вечером уроки в тетрадях писали без ятя и твердого знака.
Рыжий, сменивший Феодосия Терентьевича, увидев, возмутился, накричал, запретил и пригрозил исключением.
И все опять стали
Ссорились и спорили, даже когда улеглись в постели.
Рыжий выключил электричество, но разговоры не прекратились. И он снова зажег свет и пригрозил карцером. Замолчали. Но как только погас свет, послышался шепот.
Юра ворочался в темноте с боку на бок. Потом забылся, а очнулся оттого, что кто-то шевелился около его кровати. Посмотрел — темно, никого. Когда глаза привыкли к темноте, заметил на полу лежавшую фигуру.
— Что? — испуганно спросил он.
— Тихо! Спи! — Он узнал голос Гоги.
— А что ты?
— Крикни только! Голову оторву! — И Гога, прижимаясь к полу, двинулся к дверям, за ним змеей пополз кто-то еще.
«Почему они ползут? Почему не вышли прямо в коридор?» — удивился Юра. Он счел, что мушкетеру са’Гайдаку позорно остаться безучастным, тихо спустился с кровати и тоже пополз к двери.
В конце коридора белели три фигуры. Они неслышно поднялись по лестнице на второй этаж. И Юра туда! Они проникли в рекреационный зал, и Юра просунул голову в дверь.
Все трое стояли у дальней стены и дергали раму с портретом царя. Это было очень интересно. Царь не поддавался. Толстая золоченая рама высотой в два человеческих роста была крепко прибита к стене. Доносились тихие ругательства.
Юра решил помочь и подбежал. Сначала все трое испугались, а потом рассердились.
Гога больно ударил его по затылку и скомандовал:
— Марш в постель!
Юра упрямо ответил:
— Не пойду. Я тоже хочу свергать царя!
— Свергать царя?.. Господа, мы свергаем царя! — обрадованно объявил Гога.
Опять все тащили. Вчетвером. А рама не поддавалась.
— Сорвем холст! — предложил кто-то.
И тут все принялись бить кулаками по ногам царя. Но холст только пружинил. И тогда Юра сбегал в спальню, прополз к кровати и принес свой перочинный нож. Гога всадил его царю в ногу и рванул книзу. Холст, громко затрещав, распоролся. Затем Гога попросил, чтобы его подняли на руках повыше и ударил царя ножом в живот. И снова холст громко затрещал.
Кулак Гоги уткнулся в нос Юре:
— Если пикнешь!..
— Я не монархист-черносотенец! — обиженно сказал Юра, впервые определив так свою политическую платформу.
Когда утром классы выстроились на утреннюю молитву,
А за окном на Соборной площади реяли красные знамена. Духовые оркестры играли «Марсельезу». И по улице во всю ее ширину шли и шли колонны демонстрантов, вливаясь на площадь.
— Отойти от окон! Не сметь смотреть в окна! Повернитесь единой к окнам!.. — командовали директор, Матрешка и воспитатели.
Тут только Юра заметил, что на директоре уже нет его орденов, а у Феодосия Терентьевича в петлице большой бант из алого шелка. Такие же красные банты были у кое-кого из старшеклассников и у двух учителей.
После молитвы директор повернулся к строю гимназистов и глухо произнес:
— Гимназия аполитична. Я попрошу, господа…
Его поправил кто-то из старшеклассников:
— Граждане!
— Господа! — подчеркнул директор. — Прошу не вносить в стены гимназии дух политики. Снимите красные банты! — Он выжидающе замолк.
Снял бант только один учитель.
— Ах, так!.. — вскрикнул директор и, весь багровый, поспешно вышел из зала.
— В классы! — приказал инспектор, махая ручками.
Старшеклассники закричали:
— Сегодня праздник!
— Революция!
— Граждане гимназисты, не идите в классы, сегодня занятия отменяются!..
Матрешка растерянно оглядывался.
— Ведите младших в классы, — обратился он к воспитателям: — Со старшими я еще потолкую.
Младшие направились в классы.
— Не будем заниматься! — крикнул Заворуй, как только все сели за парты. — Войдет учитель, а мы застучим ногами и крышками парт. Я начну — вы все за мной.
Вошел учитель французского языка мосье Клад а. Кое-кто вскочил, потом сел. Заворуй загромыхал крышкой парты, и все загремели. Шум поднялся невообразимый. Француз что-то говорил, но Юра лишь видел, как шевелились его губы. Потом он безнадежно махнул рукой и ушел. Пришел Феодосий Терентьевич. Все встали. Заворуй опять застучал партой. На этот раз никто его не поддержал.
— Революцию, — сказал Феодосий Терентьевич, — шумом не делают. Революционеры — это умные, самоотверженные, образованные люди. Такими были Герцен, Софья Перовская, Вера Засулич, декабристы… Это все твои штучки, Загоруй-Полесский. Выйди из класса!
Заворуй, волоча ноги, вышел.
— Сегодня будет только один урок, — продолжал Феодосий Терентьевич. — Если… будете вести себя хорошо. А потом пойдете сразу же домой. Пансионерам на улицу не выходить.
3