Пес и волчица
Шрифт:
Гундосый опустил топор на последний канат и "Меланиппа" с креном на левый борт отцепилась от гаула. Эвдор рефлекторно, не глядя, отбил выпад, направленный ему в живот и прыгнул из неудобного положения, практически спиной вперед, изворачиваясь в полете, как кошка. В какой-то мере ему повезло: он не разбил себе голову о борт своего собственного судна, угодил в воду. Вслед ему полетели два дротика, но пират счастливо избежал обоих. С борта аката немедленно швырнули конец и кормчий вынырнув, уцепился за него. Рывок -- и он уже на палубе, а "Меланиппа" стремительно уходит прочь
– - Какие потери?
– - Эвдор огляделся по сторонам. Кроме Вардана, он в суматохе боя видел гибель еще пары товарищей.
– - Шестего, -- ответил Гундосый, перевязывая дважды раненного Койона.
– - И Аристид свалился за борт, -- добавил Дракил.
Прищур глаз критянина и похожая на звериный оскал улыбка выдавали плохо скрываемое злорадство: "Ну что, докомандовался?"
– - Аристид?
– - кормчий перегнулся через борт, высматривая товарища, - разворачиваемся!
– - Куда?
– - спросил критянин.
– - Аристида подбирать. Не утонул же он. Мех с вином не тонет.
Дракил был озадачен проворством, с которым пираты бросились выполнять распоряжения своего неудачливого вожака. Впрочем, он быстро успокоил себя: "Не остыли еще от драки. Чуть позже поговорим. На трезвую голову".
Нет, определенно в одиночку он способен был продержаться на плаву достаточно долгое время или добраться до берега без особых хлопот, но бесчувственный римлянин, одетый в железо, не способствовал повышению плавучести. Аристид попытался было снять с него панцирь, но намокшие ремни не поддавались, а ножа под рукой не было. От шлема избавиться, тоже не удалось. Впрочем, последнее обстоятельство сыграло на руку, поскольку именно благодаря пышному красному гребню на шлеме римлянина, их столь быстро заметили.
– - Чего так долго?
– - крикнул Аристид, пытаясь поймать брошенный с аката конец, -- я начал скучать. Не подрались еще при дележе-то без меня?
Дракил фыркнул.
– - Делить вообще-то нечего. Разве что появился большой выбор мест на скамьях. Их теперь чуточку больше, чем претендентов. Выбирай любую.
Римлянина подняли на борт. Аристид забрался следом. Он очень устал, и у него тряслись колени. Пират привалился спиной к борту.
– - Выходит, сильномогучий Эвдор в кои-то веки остался без добычи?
– - Выходит так, -- критянин чуял запах перемен на борту аката и стремительно греб по ветру, развивая ситуацию. Он не сразу догадался обратить внимание на пленника. Зато догадались другие. А тут Аристид и вовсе испортил всю малину:
– - Это дело поправимое. Смотри, сильномогучий, какую я добычу в норку приволок. Целый настоящий римский трибун. Я полагаю, Эвдор, тебе вовсе не корабль нужен был, а кто-нибудь, вроде этого? Ну, так, мечты сбываются, Эвдор!
* * *
...Шел дождь. Холодный и злой. Частокол тонких, едва различимых нитей, стена из воды от земли до неба, лишающая свободы всякую
Пес стоял в дверях и, склонив голову чуть набок, смотрел немигающим взором. Квинт заворожено выдерживал его взгляд. Пес был не мелок ростом, широк в кости и очень красив. Квинт готов был поручиться, что один из родителей пса был волком. От другого родителя кобель унаследовал бурый отлив шерсти и уши, не столь острые, как у волков и чуть завалившиеся вперед. Пес изучал Квинта беззвучно, неподвижно, лишь ноздри чуть шевелились, а потом повернулся и потрусил прочь, в дождь.
В дверь вошла женщина. Высокая стройная, она была одета в длинную, до пят, белую рубаху и черно-белый, вышитый передник. Прядь темных волос выбилась из-под платка цвета охры. Несмотря на обилие деталей, Квинт никак не мог разглядеть ее лицо: глаза внезапно начали слезиться. Женщина приблизилась, склонилась над Квинтом и произнесла:
– - Эй, римлянин?
Почему-то мужским голосом.
– - Эй, римлянин?
– - Может его водой окатить? Чтобы очухался быстрее?
– - Дурак, он же только что целиком в воде болтался.
– - И то верно...
– - Римлянин? Очнись. Чем ты его приложил, Аристид?
– - Кулаком.
– - Здоров ты врать. Его, как дубиной оглушили.
– - Ага, барахтаюсь себе, тут под руку дубина подвернулась, видал, море ими кишит. Ну, значит, я ка-ак...
– - Ладно, угомонись. Римлянин, очнись! Эй?!
– - Может ему шлем снять?
– - А что, он ему уши жмет, глаза открыть мешает?
– - Дайте-ка твой нож, Гундосый. Мой-то видать потонул, за всеми этими прыжками. Еще не хватало с мокрыми завязками возиться.
– - По щекам его, Эвдор, по щекам.
– - Не переусердствуй. Он, поди, к Перевозчику в очередь уже пристроился.
– - Римлянин?!
– - Гляди-гляди, моргнул!
– - Ага, живой, значит. Ну, радуйся, молодец! Хотя, ума не приложу, чему тут радоваться на твоем месте...
Лицо этого человека было настолько... добродушным (другого слова гудящий мозг трибуна измыслить не смог), что Квинт на мгновение опешил. Промелькнула мысль, что его подобрали свои. Но прочие, хищно ухмыляющиеся рожи быстро расставили все по своим местам.
Север закашлялся.
– - Радуйся, родной! Водички небось наглотался?
– - участливо поинтересовался "добродушный".
Квинт мотнул головой. Говорили по-гречески, на странном диалекте.
"Наверное, ионийский".
– - Понимаешь меня?
Квинт кивнул и снова кашлянул, повернув лицо набок.
– - Поднимите его, да наклоните, пусть проблюется.
– - Я бы тоже проблевался, только сперва заглотил бы чего-нибудь, проросшего на Хиосе. У нас осталось еще?
– - Заткнись, Аристид.