Пес и волчица
Шрифт:
– - Но ведь ты со своим флотом не победишь Митридада в одиночку! Даже если одолеешь его на море! Он соберет новые сухопутные армии, а Сулла в Греции, как он переправится в Азию?..
– - Север осекся.
– - Переправится, -- улыбнулся Лукулл, -- уж будь уверен. Всему свое время. Но Фимбрия пусть побеждает Митридата сам. Я посмотрю, как это у него получится.
– - Но почему?!
Лукулл вздохнул, и, глядя на трибуна, как учитель на глупого ученика, потряс перед его носом папирусом.
– - Читал?
– - Я не читаю чужих писем.
– - Зря. Так однажды привезешь приказ о собственной казни. Собственно, ты как раз этим и занимался. Почти.
– - Вот как? Не
– - Твой командир, Фимбрия, послал тебя во вражеский стан и ты наивно полагаешь, что тебя там встретят с распростертыми объятьями?
Лицо Севера вытянулось от изумления.
– - Во вражеский стан? Мне было приказано разыскать тебя, легат Лициний и передать...
– - Ты дурачок или прикидываешься?
– - спросил Лукулл, пристально глядя в глаза Северу.
Трибун заткнулся. Помолчав с десяток ударов сердца, он сквозь сжатые зубы прошипел:
– - Вот оно что... И кто же для вас больший враг? Митридат или марианцы?
– - Сам посуди. Митридат всего лишь заморский царек, каких немало. Все эти митридаты, никомеды, птолемеи, тиграны и прочие -- всего лишь внешние раздражители, вроде комаров. Кусают, досаждают, мы отмахиваемся, иной раз кого прихлопнем. Обычно дело. А есть опасность пострашнее. От нее гниет и смердит тело. Это болезнь. Она гложет, жрет изнутри, невидима. Она может дремать годами, а потом убить человека за полдня. Комара несложно убить. Даже волка, один на один, повозившись, можно. Гниению плоти противостоять куда сложнее.
– - И такой болезнью вы считаете марианцев?
– - протянул Север, -- а кем вас считают те, кто сейчас в Риме? Цинна и прочие?
– - Мне как-то все равно. А вот для тебя, трибун, куда важнее беспокоиться о том, кем тебя считают здесь.
– - Интересно. Вообще-то я посол. Даже если вы считаете меня послом врага, то священное звание посла не дает вам права...
– - Звание посла ничего не значит.
– - Даже так? То есть ты, Лициний Лукулл, наплюешь на обычаи, чтимые всеми народами, и казнишь посла?
– - Не посла. Мятежника. Никак не вражеского посла, казнить коего не в моей компетенции.
– - А в чьей же? Суллы?
– - Сулла вполне способен прикончить посла, если будет не в настроении.
Квинт начал осознавать свое положение, и сердце его застучало чаще. Помолчав немного, он прошептал:
– - Не хотел бы я служить под началом столь бесчестного человека.
– - Да ну?
– - усмехнулся легат, -- а сейчас ты кому служишь? Твой разговорчивый тессерарий рассказал так много интересного про доблестного гонителя Митридата, Гая нашего Флавия и его подвиги. А ваш разлюбезный Марий, спятивший дохлый упырь...
– - Будем меряться трупами?
– - огрызнулся Север, -- их с обеих сторон хватает.
– - Я твое имя, трибун, раньше не слышал, полагаю, твой род не слишком известен. Твои родные живут в Риме?
– - В Самнии.
– - Значит, во время резни они не пострадали. А головы кое-кого из моих родных и немалого числа друзей выставлялись на Форуме на потеху плебса. Скажи мне, я должен помогать Фимбрии? Тому, кто так прославился при взятии Рима Марием. Тому, кто убил консула, пусть мы и не признавали тюфяка Флакка таковым. Тому, кто спалил римский город Пергам...
– - Пергам был захвачен Митридатом и освобожден нами!
– - возмутился Север.
– - Римский город Пергам был сожжен мятежником Фимбрией, который еще ответит за свои преступления, когда мы до него доберемся.
– - Говоришь, должен ли ты помогать Фимбрии?
– - процедил Север, - Митридат вырезал восемьдесят тысяч римлян. И не воинов, а стариков, женщин
Лукулл внимательно выслушал пламенную тираду трибуна и сказал:
– - Хорошо говоришь. Конечно, стоит подтянуть риторику, но все это легко осуществимо, ведь даже великий Демосфен был в молодости косноязычен. Учить, развлекать или побуждать -- цель любой речи. Определенно, у тебя природный талант к последнему. Ты можешь зажигать людей, побуждать их к действию. Если бы тебя послушали некоторые из моих людей, они уже стучали бы мечами об щиты, а Митридат немедленно нагадил бы под себя. Но я свое слово сказал, и планы менять, не намерен. Флот пробудет на Косе еще два дня, а затем мы двинемся к проливам.
– - Ты дашь мне судно, чтобы я мог вернуться к Фимбрии?
– - спросил помрачневший Север.
– - У меня нет лишних кораблей для удовлетворения бессмысленных прихотей мятежников.
– - Хорошо, доберемся сами, только верни нам наше оружие и деньги.
– - Кто тебе сказал, мой наивный друг, что ты вернешься к Фимбрии? Ты и твои люди задержаны, как мятежники и враги римского народа.
Север скрипнул зубами.
– - Твою судьбу решит Сулла. Но ты мне симпатичен, трибун. Ты не слишком искушен в вопросах политики, но умен, изобретателен и смел. Мне нужны такие люди. Я собираюсь сразиться с Неоптолемом. Ты хочешь драться с понтийцами? Я тебе предоставлю такую возможность. Пользуйся полной свободой в пределах расположения флота. Ведь тебе же, по твоим словам, все равно, под чьим Орлом бить понтийцев? Лишь бы это был Орел?
– - Да, -- медленно проговорил Север, пытаясь осмыслить произошедшее, -- лишь бы это был Орел...
Глава 13. Питана
"Нужно будет, возьму гемиолию..."
Вот так вот просто.
Истину говорят из века в век: "Тот, кто бороздит море, вступает в союз со счастьем. Он жнет, не сея, ибо море есть поле надежды"[152]
.
До последнего Дракил надеялся. Считал, прикидывал, думал. Вслушивался в разговоры. Слова бросал, как ему казалось, нужные. А у причала Питаны все надежды пошли прахом. Не по зубам орешек оказался. В Лаврионе Эвдор казался ему проходимцем из совсем захудалых, даром, что крепок телесно. Оборванец, простак, при знакомстве представившийся, как Эвдор Ниоткуда. Поначалу Дракил, чувствуя себя стоящим выше в иерархии Псов, по разбойной привычке силился придумать Эвдору кликуху. Ничего не липло. Ну как могло случиться, что этот простак так возвысится? Совсем недавно Аристид проболтался, что в Патаре на сходке вождей Эвдор ничего не возразил Мономаху, когда тот звал его "Крысоловом". Отчего у вожака такое прозванье, Аристид не объяснил, но каким же было удивление Дракила, когда один из царевых людей на пирсе Питаны приветствовал кормчего "Меланиппы", этим прозвищем. И вовсе даже не обидным тоном. Да еще сцепил с ним предплечья и чуть ли не облобызал. Тут критянин окончательно понял, что ставка его не сыграла.