Пес и волчица
Шрифт:
Купцы же торговых судов, откровенно не желали связываться с римлянами. О появлении у Лукулла флота слышали уже многие, но тот себя пока никак не проявил, и небезосновательно считалось, что на море владычествует понтийский царь. Никто не желал угодить на кол, будучи уличенным в помощи царским врагам.
Стараниями фракийца выяснилось, что глубоко наплевать на греков и римлян, вместе взятых, купцу-финикийцу из Сидона, владетелю гаула под названием "Гани Аштарт", что означало -- "Любимец Астарты"[139]
. Бод'аштарта интересовали лишь деньги, только деньги
видел весь знакомый с ними мир. Бод'аштарт назвал цену, Бурос и Север поторговались, соблюдая приличия, ударили по рукам и отряд трибуна без проволочек отплыл на юг. Оговорена была доставка пассажиров до Книда с заходом на все крупные острова по дороге. "А там посмотрим, в кошеле еще звенит". Навклеру было по пути, а серебро одинаково ценилось и в Ливии и на Боспоре, вне зависимости от того, какие картинки были на нем отбиты.
Север возблагодарил Юпитера за ниспосланную удачу. Ему, сухопутному, только сейчас явилось откровение, что почти два десятка человек одних только пассажиров -- это много. И не всякий корабль для такой толпы сгодится. А тут гаул, называемый греками стронгилоном. Зерновоз немаленьких размеров, с каютами.
"Тебе понравилось? Я еще никогда не выходил в море".
Вот теперь Квинту понравилось. В сравнении с предыдущими путешествиями.
– - Судно!
– - закричали с носа, где рядом с проревсом торчал любопытный Барбат.
Навклер немедленно прошел на нос.
– - Пойдем, посмотрим, -- кивнул разведчику трибун.
Встречное судно шло навстречу гаулу мористее[141]
. Шло на веслах против ветра, отчего паруса на нем не наблюдалось. Мачты тоже.
– - Это келет[142]
, - сказал навклер, -- пират.
– - Может морской дозор Галикарнаса?
– - предположил Север, -- вроде бы недалеко...
– - Нет, -- возразил фракиец, -- ни один уважающий себя полис не допустит в своем флоте такие лоханки. Почтенный Бостар прав, это пират.
– - И не один, -- подал голос проревс, указывай рукой в сторону берега, где на фоне бурых утесов был едва различим еще один силуэт.
– - Три, -- прищурился навклер, -- мачта, прямо по курсу.
– - Не вижу, -- покачал головой Север, дивясь поистине орлиному глазу финикийца.
– - Очень далеко пока, -- подтвердил разведчик, -- и без паруса. Я сам еле вижу.
– - Три келета. Один нам не опасен. Даже два, если нападут не одновременно. Но три... Первые нас свяжут боем, третий подоспеет...
– - Что-то не похоже, чтобы они были настроены агрессивно, -- сказал Барбат.
– - Я не собираюсь гадать, что у них на уме, -- отрезал Бод'аштарт, - всем вооружиться! Готовиться к бою!
Палуба пришла в движение. Привычные к подобным тревогам матросы безо всякой паники разбирали оружие, надевали льняные панцири. Правый келет начал подруливать поближе к зерновозу. Левый шел прежним курсом.
– - Левый не заинтересовался, -- высказал наблюдение Барбат.
– - Это ничего не значит, -- возразил трибун, -- может он собирается зайти сзади.
– - С какой целью?
– - поинтересовался
– - Ну, не знаю...
Келет приближался. Он был великоват для рыбачьей лодки, но в целом мало от нее отличался -- беспалубный, низко сидящий. И он был битком набит людьми. Они что-то кричали, потрясали оружием. Десять пар весел били по воде довольно бестолково.
Бод'аштарт произнес короткую фразу, на непонятном языке, скривив губы в презрительной усмешке.
– - Что он сказал?
– - спросил Север, повернувшись к Буросу.
– - На арамейском, -- ответил разведчик, -- я плохо его понимаю. Кажется, он их не боится.
– - Это я по его лицу вижу, -- фыркнул Север.
– - Я думаю, он сказал: "Испугали ежа голой жопой", -- встрял Барбат.
Вид морских псов, действительно, ужас не внушал, несмотря на их количество. Бод'аштарт повернулся к кормчему и что-то отрывисто рявкнул. Тот проворно толкнул от себя рукоять левого весла, его помощник потянул рукоять правого и огромный, тяжелый гаул послушно начал разворачиваться вправо.
Навклер повернулся к трибуну и произнес:
– - Идти корма. Все идти, -- было видно, что он пытается сохранять невозмутимость, но все же волнуется, и оттого коверкает слова.
– - Чего он хочет?
– - переспросил Квинт у разведчика.
– - Хочет, чтобы мы на корму шли, -- ответил за Буроса тессерарий.
– - Зачем?
– - удивился Север, но послушно скомандовал легионерам подчиниться распоряжению навклера. Он не привык долго задумываться над приказами старших, а римлянин, без сомнения, в море финикийцу не указ. Правда результаты Первой Пунической войны выглядели жирным исключением из этого правила, но было это так давно...
– - Я, кажется, понял, -- сказал Барбат, -- он хочет нос задрать и пиратов таранить. Бивня у него нет, вот он и хочет сверху навалиться. Эти-то низко сидят.
– - Разве сможет горстка людей накренить такое большое судно, чтобы нос задрался?
– - Сейчас увидим.
Все вышло по задуманному. Корабли быстро сближались. Громоздкий гаул, поймавший ветер, управлялся легко и благодаря искусству кормчего, лихо маневрируя, ударил келет по касательной в носовую часть борта. Стэйра[143]
"Любимца Астарты" не была приспособлена для таранов, но удар выдержала, не треснула. Сложно сказать, насколько эффективной оказалась попытка финикийцев задрать стэйру вверх для навала на пиратское судно, если бы не сыграло трагическую роль невезение псов. Непосредственно перед ударом, нос келета подпрыгнул на волне, ухнул вниз... И там остался, придавленный многократно превосходящей массой гаула, исчезнув под крутым высоким бортом "Любимца Астарты". Затрещало ломаемое дерево. Пиратское судно накренилось и опрокинулось в считанные мгновения. Пираты полетели в воду, где по их головам немедленно прокатился гаул. Финикийцы свистели и улюлюкали. Пираты, которым посчастливилось не быть раздавленными корпусом гаула, орали, захлебываясь, и судорожно хватались за обломки тонущего келета.