Песчаное небо
Шрифт:
Я оглянулся. Мутное облако сумрачно-песочных тонов выглядело в буйстве зеленого разнотравья чуждо и нелепо. Портал явно чего-то ждал. Ради интереса я поднял с земли камешек, и кинул его в зыбь межпространственной мембраны. Он отпружинил обратно, как мячик от сетки — и тут пятно перехода начало меркнуть. Я хмуро наблюдал за этим процессом, испытывая даже некую долю злорадства. В последний момент в портале мне примерещился какой-то искрящийся силуэт, но, скорее всего, у меня просто рябило в глазах.
К подлету лаугхских, кверкских, дессмийских, а особенно — лиговских представителей всех мастей, от портала ничегошеньки
Что бы не началось — я не собирался в этом участвовать. Пусть отдувается смотрящая — ближайшую неделю я собирался спать, спать и только спать. Хоть прямо тут, на стеблях гигантской травы.
Я подковылял к кверкам и прилег рядом. Севи пусто смотрела в небо, а боец наш лежал на животе и лицо его скрывалось в ткани рукава. Я какое-то время молчал, наслаждаясь покоем и райской невесомостью, а потом мне на ум стали приходить разные предположения.
— Севи, а тебе не кажется, что эти вурвы держали нас за дураков, а на самом деле они ангари и есть?
— Я думала об этом, — отозвалась кверкесса. — Нас они могли бы провести, но не Гасса. Он-то всегда смотрит в сознание, в мысли исследуемого. Нет, они лишь вурвы, полуразумные животные — но ангари кто-то из них помнить должен. Надо будет спросить мокрого, что нового он от них узнал…
Вся полнота блаженства и любопытства у меня тут же испарилась. Гасс… Они же еще даже не знают…
— Гасс погиб, Севи. Усилитель на орбите не сработал, и ему пришлось садиться на планету.
Севи не шелохнулась. Нет, это не живое существо, а кусок туфа. Отполированного.
— Значит, нам нужен новый биолог и кибернетик, — молвила она. Да уж… логично.
— Ты отправила на «Цветущий» сообщение, что не надо опускаться на планету?
— Им уже отправляют. Но я думаю, оно не успеет.
Вдали показался первый ухлусс, судя по размерам, грузовой. Кора его была окрашена в синий цвет. Все верно… Они, в общем то, и должны были прилететь первыми: синим цветом — цветом жизни — на Каохе окрашивались ухлуссы врачей. Следя за подлетом транспорта, я с удовольствием потянулся: во всем теле была необычайная легкость, и она очень неприятно дисгармонировала с гнетущей, безмерной усталостью. Одновременно хотелось и скакать, и не шевелиться.
Севи резво поднялась, и подошла к Фарчу. Ее походка не отличалась грациозностью — слишком резкие движения выдавали сумбурные усилия мышц — к притяжению Каоха организм еще не приспособился. Севи быстро осмотрела лаугха, затем по-кверкски спросила о чем-то бойца. Тот рывком поднял голову, кивнул, и переместился в сидячее положение.
Ухлусс сел. С виду он походил на огромную пивную бочку с откидной дверью и окнами. Из аппарата вышли два лаугха, и озабоченно нам кивнули. Один тут же занялся осмотром капитана, второй стал расспрашивать Севи. Из ухлусса больше никто не показался — кибернетические помощники здесь не приветствовались — лаугхи вообще к мертвой электронике на своей планете относились холодно и предвзято. После получения нужной информации, прибывшие без всяких носилок погрузили негнущегося Фарча в ухлусс, и улетели. За здоровье лаугха я не опасался — вот уж на медицинских технологиях лига не экономила — вернется наш Фарч вскорости, и
Потом прилетел второй ухлусс, выкрашенный цветами лиги — на нем мы и отбыли на базу. В ухлуссе этом меня чего-то затрясло не на шутку — организм запоздало сбрасывал напряжение последних дней. Заботливые сотрудники сопровождения накинули на меня чью-то куртку, хотя я совершенно и не мерз.
И вот на базе-то я, наконец, наелся как следует, напился и, заодно, посетил все сопутствующие заведения. Таким образом, я подготовился к предстоящей спячке, и, наконец, нырнул в мягкую, белоснежную, уютную постель, предварительно отключив коммуникатор и заперев дверь. Засыпал я с блаженным кошачьим урчанием.
9. Совет
Фарч вынырнул из небытия. Все тело заполонила нестерпимая, безмерная боль. Она пульсировала, жгла, дробила, дергала и выплясывала на костях безумный танец древних предков — сознание плыло, гасло, выныривало, затем, наконец, не выдержало и ухнуло обратно — в жгучую, безводную бездну.
Через какое-то время лаугх снова пришел в себя: с ним что-то делали, уговаривали, обнадеживали — слова утекали в сухой песок, не касаясь сознания. Разум бесновался: сначала хотелось пить, потом неистово чесаться, а потом боль снова начала свою бешеную пляску, и Фарчу хотелось умереть. Нестерпимо и остро — мочи терпеть не было, силы покинули его еще там, в подземельях. Он должен был возглавить отряд — это единственное, что он помнил. Что там было, чем все закончилось? Память безмолвствовала.
Он раз за разом ощущал себя на родном айвахе, пристально вглядывающимся в близрастущие ветви, исследуя каждую пядь коры. Он жаждал видеть херха, опознать, убить — но херх уже дал потомство, тугие змеи набрасывались со всех сторон. Тело не слушалось, медлительность раз за разом вяло перетекала в неподвижность — твари впивались в его руки, ноги, спину, шею… впрыскивали токсин и обвивали смертоносными жгутами — кости выскакивали из суставов, дробились с сухим треском, а сознание все не меркло.
— …В наших мирах скрыта мощная сила, которая доступна не всем — противоречащая общепризнанным законам…
Сила…
Сила… Абвир не кажется сильным, он кажется скучающим — его нужно убить. Прыжок…
Боль — ничто. Главное — их айвах снова расцвел… Нужно только найти и убить херха. Паразит силен и коварен, как Хамоэ…
Сила…
Дверь палаты отворилась, и в проеме показалась голова Севи. Абвир заворочался, пытаясь подняться.
— Лежи! — приказала Мать, и боец снова затих. Кверкесса вошла, притворив дверь, и подошла к регенерационной капсуле Фарча, всмотрелась в его застывшее лицо, затем посмотрела на экран монитора, пристально изучая важные нюансы в диаграммах графиков.
— Как он? — спросила она, не отрываясь от просмотра данных.
— Плохо… Бредит. Все ловит своих херхов. УсСевиона, он выживет? Будет ходить?
— Выживет, — кивнула врач. — И ходить будет. Да только корабль ему больше не дадут. Сам знаешь, перегрузки.
— Всю жизнь за кем-то гонялся, да так и не поймал… — боец апатично рассматривал потолок. — И мы так же…
— Порой путь к цели важнее самой цели. Я выражаю удивление — тебя стала беспокоить забота о капитане и тщета собственных стремлений?