Пешка для Ферзя
Шрифт:
Мы еще некоторое время болтаем о детях, о цветах, о столице… Об успехе ее спектакля.
– Самое главное — что в моей жизни снова появился Егор, - сообщает она мне. — Все, что я пережила, меркнет рядом с тем счастьем, которое дает семья и любовь. Я не жалею ни о минуте своих страданий. Возможно, не будь этого взрыва, мы бы расстались. Я была слишком горда, слишком ветрена, слишком любила восхищение публики. А он и вовсе не умел любить никого, кроме себя. Жаль, конечно, что мы упустили столько лет, но зато теперь моя жизнь прекрасна.
Ян тяжко вздыхает, а я улыбаюсь. Он тоже когда-то
Я, конечно, знала, что у льеры Субаровой своеобразная магия. Она вытаскивает наружу самые сокровенные мечты и желания. Учитывая, что теперь в моей голове был только Ян, я всё понимала. Люблю. Ненависть лишь помогала не умереть от тоски, а сейчас, когда он вдруг прекратил вести себя как скотина, слетела как шелуха.
По его эмоциям я ощущала, что его тоже накрыло. Он был в смятении и растерянности. Я же проплакала всю дорогу до дома: жалела льеру Гдлевскую, себя жалела. Она смогла, выстояла, не сломалась. А ведь у нее был поврежден позвоночник. Она никогда не позволяла себе раскиснуть… как я.
Было уже темно, в доме не горел свет. Нянька давно уложила спать Даниэля. Я поднялась, взглянула на него, потом сняла платье, накинула пеньюар и спустилась вниз, в гостиную. Ян сидел на полу, прислонившись спиной к стене и уставившись во тьму. Я опустилась на пол рядом с ним. Он немного помолчал, а потом сказал:
– Софи... ты только не смейся... но я чувствую себя в высшем обществе полным ослом. Мне сложно. Вы, льеры, с младенчества учитесь, как нужно ходить, как разговаривать, какие темы можно обсуждать, какие нет. Когда ты начала учиться танцевать?
– Года в четыре, наверное, - улыбнулась я.
– А я только в университете. Когда мой проект по социализации магически одарённых детей попал на стол к Лисовскому, а через него - к королю. Мне прислали приглашение на бал, а я из названий танцев знаю только менуэт, да и то... из пошлой шутки. Я тогда уговорил однокурсников меня хоть чему-нибудь научить. Знаешь, сколько смеху было, когда мы в пустых коридорах вальсивовали с воображаемой партнершей? Так же и всё остальное. Я на ужине в отделе Инквизиции ничего не ел, потому что столько приборов сразу ни разу не видел.
– Но теперь ты все умеешь. И танцуешь прекрасно.
– Научился. Понимаешь, был в моей жизни период, когда я считал, что должен быть лучшим во всем, что делаю. К счастью, недолгий. Потому что понял, что идеальным во всех сферах быть невозможно. Потом я ударился в другую крайность. Посчитал, что раз я такой умный и успешный, люди должны принимать меня таким, какой я есть. Мог нахамить, обругать человека... дерзко ответить женщине или старику. Твой отец, который был моим куратором, очень ругался на меня. Но тогда как раз удалось поймать след Братства Справедливости. Кристиан Розов спьяну пригрозил кому-то из своих товарищей по карточному столу.
– Я тебе не нравилась тогда, - жалобно протянула я, утыкаясь носом в его рукав.
– Ты? Не нравилась? Да я тебя просто ненавидел! У тебя было все, чего не было
– Я была в тебя влюблена.
– А мне никогда это и в голову не приходило. Мой уровень - это лавочницы и цветочницы, если очень повезёт - то актрисы. Я ведь даже не льер был. Поэтому в доме Лисовских я сразу на Ольгу нацелился: вот кухарка - это моё. Но быстро понял, что твой отец уже наложил на нее лапу.
– Ольга тебя старше на десять лет, - ревниво напомнила я.
– В кухне было темно!
– слова супруга были похожи на оправдания. — Да и вообще… в доме была ты. Я на Ольгу, как на женщину, даже не смотрел.
Все это было настолько близко к признанию в любви, что голова кружилась. Что ж, я тоже могу кое-что неожиданное для него рассказать.
– Раз уж у нас ночь откровений, то я тоже признаюсь, - прошептала я, находя руку Яна и переплетая свои пальцы с его.
– Помнишь маскарад в доме Шуваловых? Огненную танцовщицу? Или нет?
– Помню, - хрипло ответил Ян.
– Такое не забывается.
– Это была я. Ты стал моим первым мужчиной, Ян. Единственным. Кроме тебя, у меня никого никогда не было.
Он гулко сглотнул.
– А Офицер?
– Нет. Я ведь была из Братства. Тогда просто сказала глупость, чтобы ты не подумал, что я с ними.
– Дура.
– Да.
– Софи... получается, ты меня взаправду любила?
– в голосе Яна слышна растерянность и даже страх.
– Да, - спокойно отвечаю я, потому что уже отболело.
– И я всё испортил сам?
– Ян, ты ни в чем не виноват, - устало утешаю я его, хотя сама нуждаюсь в утешении не меньше.
– Я была глупа и эгоистична. Я тебя соблазнила, обманула. А потом тебя вынудили жениться. Ты был в своём праве.
– Это не оправдывает моего свинского поведения в день свадьбы, - кается он.
– Я был в такой ярости... думал, что вся карьера под откос, вся жизнь поломана из-за одной ночи. Прости, я очень виноват перед тобой.
Отчего-то сердце у меня вдруг затрепыхалось. Я вдруг снова почувствовала себя той девочкой, которая глядела на Яна, как на божество, раскрыв рот от восторга. Он меня услышал! Он меня понял! Удивительные ощущения!
Ян осторожно обвил руками мои плечи, словно боялся, что я буду сопротивляться, и шепнул:
– Мы оба такие дураки! Сами себе придумали проблемы...
– Поцелуй меня, - попросила я, чувствуя, что мне только его губ не хватает для осознания полного счастья.
– Я боялся, что ты не попросишь, - признался он и нежно, очень нежно прикоснулся губами к моим губам.
Никогда ещё наши поцелуи не были такими неторопливыми и сладкими. Никогда мы не целовались ради самих поцелуев. Я вся дрожала от его ласк, и его плечи под моими пальцами вздрагивали тоже. Он целовал мне пальцы, ладони, сгиб локтя, срывая всхлипы, а когда вернулся к губам, я протяжно застонала ему в рот от нетерпения. Ночь была длинной, вязкой, как патока, сладкой, как мед, ночь, полная вздохов, стонов и нежности.