Пешки Сдвига

Громов Вадим Николаевич

До Кургана, до которого было всего-то двести с гаком вёрст, добирались всю ночь. После встречи с "уничтожителем кровохлёбов" - дорога пошла разбитая в хлам, уверенно преподнёсшая разработанному для таких гнусностей "Горынычу" - несколько подлых испытаний. Которые он, с некоторым напрягом: но всё-таки выдержал.

Проехали железнодорожный переезд, и, через очень непродолжительное время, оставив с правой стороны, довольно неплохо уцелевшую, крестообразную стеллу, поперечная перекладина которой находилась внизу, с надписью "Курган", двинулись в город. Над некогда многоликим центром Зауралья, изначально носившим название "Царёво

Городище" - вставал безмятежный рассвет, цвета спелой груши. В досдвиговой реальности, конечно же...

– Дядя Игорь рассказывал, что у него отец на "Курганмашзаводе" бээмпэшки делал...
– С ноткой печали в голосе поделился Книжник.
– Хорошие машинки были. Жаль, я ни одной вживую не видел, только на фотографиях. Прокатиться бы...

– Гляньте на этого, вечно недовольного жизнью барбоса...
– Пару часов назад, поменявшаяся местами с Алмазом, Лихо, хлопнула ладонью по рукояти переключения скоростей.
– Едет в компании самых натуральных терминаторов, спасать Вселенную, и ему ещё хочется прокатиться, на какой-то там бээмпэшке... Гад ты, Книжник. Я, конечно, понимаю, что ты всё это запомнишь так, что никакой алебардой не выкорчуешь, но мое мнение останется неизменным. Неблагодарный ты бублик, у которого из дырки самые загребущие, на всём Материке ручонки растут... Всегда тебе мало, мало. Когда-нибудь тебе может обломиться так, что больше ничего, и никогда не захочешь, попомни моё слово...

– Палёным пахнет.
– Вдруг сказал Книжник, переключившись с тирады блондинки на что-то другое, целиком занявшее его сознание.
– Чувствуете? Пахнет ведь...

– Точно...
– Недавно проснувшийся после зыбкого дорожного сна Алмаз, принюхался.
– Пахнет. Только как-то необычно: но точно - палёным...

Через пять секунд запах стал уже довольно явственным, резким. Лихо бросила взгляд вперёд, но никаких признаков прошлого, или настоящего разгула огненной стихии - не заметила. Но запах был, он усиливался, ещё не спирая дыхание, но - уже начиная досаждать, ударяя в нос.

– Дома...
– Вдруг сказал Шатун, каким-то тонким, жалобным голосом.
– Смотрите, дома оплавились. Вон, слева. И справа тоже...

Книжник прилип к стеклу, отыскивая взглядом то, про что говорил громила. Стоящее слева строение, имеющее насквозь официальный вид, если судить по остаткам колонн возле центрального входа - выглядело так, словно оно было построено из воска: а кто-то большой, порезвился вблизи него с огнемётом. Крыша здания отсутствовала совсем, расплывшись громадными, тёмно-красными потёками: достигшими земли, застывшими на стенах первого, сравнительно уцелевшего этажа.

Это было невероятно, но здание выглядело именно оплавленным: разрушившимся под воздействием особого огня, или кислоты, способных превращать кирпич, бетон и, камень во что-то, напрочь лишённое своей первоначальной, правильной геометрической формы.

Справа было всё, то же самое, только там красовалось что-то наподобие делового центра, построенного в извечном западном стиле: из стекла и бетона. Ему повезло чуть больше - расплавленной была только одна третья часть здания, затронувшая верх. Низ выглядел целёхоньким, нетронутым - если не считать нескольких, вдрызг расхристанных стёкол, на первом и втором этаже. Но это, скорее всего - были проявления местных хулиганствующих индивидуумов.

Алмаз

не стал останавливаться, просто сбавил скорость почти до пешеходной, и расширившимися от новых эмоций глазами, таращился по сторонам. Пострадавших от неизвестной беды, зданий, становилось всё больше и больше, пока они не пошли одно за другим, выставляя напоказ самые различные степени искорёженности.

– Помните, в Лужниках что-то вроде имеется...
– Лихо на время оторвалась от созерцания невиданного пейзажа, истошно просящегося на полотно какого-нибудь мазилки, имеющего непреодолимую тягу к изображению различных постапокалипсических эпизодов бытия.
– Там тоже выглядит, как оплавленное... Да только, как мне рассказывали, с Лужниками это стряслось именно в день возрастания Сдвига, и больше ничего подобного не было.

– А значит, круг замыкается...
– Глухо сказал Книжник, зябко передёрнув плечами.
– Действительно замыкается. Не верю я в такие совпадения. Герман никогда не рассказывал, что видел что-то похожее в действии, не считая, конечно же - только что упомянутого Книжником, дня... Значит, всё же - конец. Без дураков, и отсрочек.

– Конец.
– Эхом откликнулся Алмаз, не сводящий глаз со здания, находящегося метрах в тридцати от "Горыныча", от которого остался один большой, чёрно-зеленовато-белый, каменный наплыв: высотой в половину роста взрослого мужчины.

Дорога, по которой они ехали, тоже выглядела как-то необычно: словно покрытая блестящей, светоотражающей плёнкой, и казалось - что она гибко проминается под колёсами "Горыныча". Как будто эта плёнка была защитной, и под ней находился расплавленный, и до сих пор находящийся в жидком состоянии асфальт.

– А почему нет никого?
– Безо всякого интереса, скорее для проформы, спросил Шатун. После того, что они увидели вокруг себя, ответ был очевиден.

– Хоть кто-нибудь должен был уцелеть...
– Так же вяло поддакнул Алмаз.
– Не должно же быть, чтобы вообще никого в живых не осталось...

Но в его взгляде читалось совершенно другое, перешедшее из разряда догадок и гипотез, в разряд почти несокрушимого знания. Если плавился бетон и кирпич, то, что уж можно говорить о податливой человеческой плоти? Алмаз, как и все остальные в машине, включая прилично адаптировавшегося к новому раскладу бытия за последние дни - Книжника: не относились к когорте придурковатых оптимистов, в любой жопе старающихся найти лучик солнца. Вряд ли кто-нибудь уцелел, уж будем реалистами, в самом-то деле. Вряд ли к каждому жителю Кургана, перед тем, как город превратился подобие целого набора разнокалиберных восковых огарков: постучался вежливый анонимный субъект, сердобольно предупредивший о глобальном шухере, который вот-вот начнётся...

Никто не торопился задавать уже набивший оскомину вопрос "А что это было?", понимая, что ответ вряд ли найдётся. Да и не нужен ответ. Зачем? На кону уже всё равно была сделана самая крупная ставка в истории человечества: и через сколько, и через какие ещё жуткие "чудеса" им придётся пройти - значения не имело. Не было смысла горевать об ещё одном изменённом городе, тем более, что ничего нельзя было исправить... Надо было идти вперёд, туда, где ещё маячил шанс изменить всё...