Песнь дружбы
Шрифт:
Герман неутомим. Как и в прошлом году, он первый поднимается, последний ложится, а между тем у него уже язык не поворачивается от усталости, он ничего не чувствует, ни о чем не думает. Лишь очень редко вспоминается ему Христина. Порой в воздухе, в мерцающем свете ему чудится ее загадочная улыбка. Солнце всходит, солнце заходит.
Альвина с каждым днем становится все более проворной и ловкой. Вначале она стояла с разинутым ртом, глядя, как здесь работают. Бабетта следила за ней в оба. «Альвина, куда ты опять запропастилась?», «Иди сюда, Альвина!», «Ну, поворачивайся немножко живей, дочка!» Однажды Альвина даже получила
— Спать среди бела дня? Этого еще не хватало! — возмущенно кричала Бабетта. — Тебе двадцать лет или сто?
Но когда в работе случался малейший перерыв, самый малейший, язык Альвины тотчас же начинал молоть, а когда в поле с ними работал Антон, она хохотала без умолку, несмотря на то, что от зноя щеки у нее пылали как маков цвет.
Она уже совсем помирилась с Антоном и вовсе не делала секрета из того, что он ей нравится. Каждый мог видеть это, и ее мать в том числе. Бабетта это видела и была очень довольна: этот Антон — парень порядочный, душа нараспашку, в нем нет ничего фальшивого. И к тому же такой сильный мужчина! О, Бабетта прекрасно знала, какими господь бог создал женщин, она себя не обманывала, — а эта Альвина так и пышет здоровьем и избытком сил.
Столяр из Рауна писал длинные письма, он собирался вскоре навестить Альвину в Борне, но она не торопилась с ответом. Откровенно говоря, какое могло быть сравнение между Антоном и этим худосочным Георгом с его оттопыренными ушами? Никакого! Антон как две капли воды походил на высеченного из дуба апостола Луку, что стоит в раунской церкви, только у Антона глаза горят, как два фонаря в темноте. Нет, столяру до него далеко, где уж ему с ним тягаться!
11
Но что Альвине пришлось пережить в последние дни из-за этого Антона! Никогда бы она не поверила, что так бывает. Ах, мужчины! Поди разберись в них! Она всегда немножко побаивалась Антона, его свирепых глаз, его вспыльчивости, но ведь он умеет так добродушно смеяться, — она верила, что у него хороший характер. Ах, как она обманулась, жестоко обманулась! Это будет ей уроком на всю жизнь.
Однажды в воскресенье после обеда в дверь постучали, и матушка — она забежала к ним на минутку — крикнула: «Войдите!» В кухню застенчиво и робко вошла красивая светловолосая женщина, подталкивая перед собой маленького мальчика.
— Извините, пожалуйста! — произнесла женщина и поклонилась. У нее были светло-голубые глаза, одета она была по-городскому: несмотря на довольно теплую погоду, на ней было тоненькое светлое пальто, а на плечах— лиса. На мальчике — ему было года четыре, и он был круглый как пышка — красовался какой-то очень странный наряд.
Бабетта посмотрела на женщину, на мальчика, пугливо жавшегося к материнскому пальто, и воскликнула:
— Ай-ай, молодой человек пришел к нам в гости! Кого вы ищете, милая?
Молодая женщина смущенно теребила свои перчатки.
— Простите, пожалуйста, — робко сказала она. — Я ищу Антона.
— Плотника?
— Да, плотника. Это ведь Борн?
Да, правильно, это Борн. Но Антона как раз нет дома. Он взялся сделать в воскресенье небольшую починку у владельца лесопильни Борнгребера; она, наверное, проходила мимо, не подозревая, что он там.
— Ах! — Молодая женщина была разочарована.
Но Бабетта
Молодая женщина покачала головой и потупилась. — Я его жена, — ответила она тихо.
Его жена? Зазвенела разбитая чашка: Альвину словно кто ударил, так что мокрая чашка выскользнула у нее из рук. Мать бросила на нее строгий взгляд, затем ее лицо выразило радостное изумление.
— Жена Антона? — воскликнула она. А она даже не знала, что он женат. Таковы мужчины: они работают, играют в карты, а о своих личных делах не говорят ни слова!
— Свари кофе, Альвина! — приказала она.
Жена Антона! Подумайте, как Антон обрадуется, так вдруг, нежданно-негаданно! Но, в таком случае, этот молодой человек, должно быть, сын Антона!
— Да, сын Антона.
— Сын Антона! — взвизгнула Бабетта, вне себя от радости.
— А как его зовут?
— Генрих.
— Иди же ко мне, Генрих!
Альвина, возившаяся у плиты, громко рассмеялась. Мать сердито обернулась в ее сторону. Ну и манеры у этой девушки — просто стыдно! Но Альвина не могла удержаться от злобного смеха. Даже четырехлетний сын есть у него, у этого несчастного лгуна!
Молодая женщина, оправившаяся понемногу от смущения, сказала, что, по ее мнению, Генрих очень похож на своего отца. Бабетта согласилась — конечно, вылитый отец! Но через минуту она уже утверждала обратное. Генрих был как две капли воды похож на мать — да, на мать. У Антона ведь узкая, длинная голова, а у Генриха — круглая, как шар; глаза у него голубые, а у Антона — серые. Но ведь в этом возрасте еще трудно судить о форме головы, возразила молодая женщина. Бабетта стала разливать кофе, а Альвине она велела достать банку сливового повидла и намазать хлеб для молодого человека. Ах, какой славный мальчонка — сын Антона! А у нее, у Бабетты, тоже есть сынишка, — о, еще бы! Сколько же лет ее сыну? Бабетта громко рассмеялась: ее сыну немногим больше шести месяцев. Этому молодая женщина никак не могла поверить: да нет, полно, не может быть!
На крыльце раздались тяжелые шаги Антона. Альвина начала хлопотать у плиты. О, она должна посмотреть, как будет вести себя этот лицемер, этот врун, всегда так высокомерно осуждающий других!
Антон, как обычно, распахнул дверь, откашлялся и крикнул:
— Добрый вечер!
Тут он заметил, что в кухне сидят гости. Он скинул с плеч рюкзак и повернулся в сторону молодой женщины. Он неподвижно уставился на нее, вытянулся еще больше, побледнел, и ноздри у него раздулись.
— Ты здесь, Мария? — спросил он, прижимая подбородок к груди. — Кто тебя просил являться сюда?
— Да, я здесь, Антон! — ответила молодая женщина беззвучным голосом. Она побледнела как полотно, ее трясло. Потом сдернула свою лису и воздела руки к небу.
— Антон, Антон! — закричала она.
Ее крик пронзил Альвину, словно нож. Антон отступил на шаг и угрожающе поднял свою огромную ручищу. Женщина тотчас же послушно остановилась, тихо всхлипывая. Мальчик испуганно захныкал.
— Ведь это твой сын, твой сын! — всхлипывала молодая женщина.
— Да, мой сын! Я и плачу за это. Разве нет? — Антон презрительно засмеялся. — Зачем ты пришла, Мария? — сердито спросил он. В его голосе звучала угроза.