Песнь молодости

Мо Ян

Прошло два дня, паника улеглась, и в школе возобновились занятия. В третьем классе, где преподавала Дао-цзин, урок был необычен. Чувство патриотизма победило опасения за свою собственную судьбу, и весь урок учительница рассказывала ученикам о преступной агрессии Японии против Китая, о политике непротивления, проводимой гоминданом, в общем рассказывала все то, что узнала от незнакомого молодого студента по имени Лу Цзя-чуань.

Дао-цзин говорила тихим голосом. Ее голос, полный скорби, и слезы, застилавшие ее взор, взволновали детей. Ни единым движением не нарушая тишины, они слушали свою учительницу. У многих на глазах блестели слезы, некоторые девочки даже всхлипывали.

— Госпожа учительница, почему мы не воюем против японцев? — обратился к ней один малыш.

— Потому что правительство

не любит свою родину…

— Госпожа учительница, а как надо воевать против Японии?

— Для этого есть армия, есть винтовки и пушки.

— А что, у Китая нет винтовок и пушек? У Китая нет самолетов? У Китая нет армии?.. — раздавались наивные детские голоса.

Дао-цзин отвечала:

— Гоминдан думает только о гражданской войне, он воюет против своих же — китайцев. А против Японии выступить не смеет. Гоминдан боится…

— Мы не боимся, мы будем воевать!

— Мы будем воевать!

— Я умею стрелять!

Нестройно кричали дети. Дао-цзин было и больно и радостно в одно и то же время.

С этих пор Дао-цзин часто рассказывала детям о великих патриотах китайского народа. Кроме повестей о Вэнь Тянь-сяне [29] , Юэ Фэе [30] , Ши Кэ-фа [31] , она познакомила их с иностранными произведениями патриотического характера. Дети любили слушать, а Дао-цзин нравилось рассказывать. Ее отношения с учениками стали очень дружественными. Пустота, которая царила в ее душе, постепенно заполнялась.

29

Вэнь Тянь-сянь (1236–1282 гг.) — министр, живший во времена китайской династии Сун и преданный своему императору: схваченный монгольскими воинами, он не покорился и был убит.

30

Юэ Фэй (1103–1141 гг.) — военачальник, считается национальным героем Китая, вел героическую борьбу с племенами чжурчжэней, вторгавшимися в Китай.

31

Ши Кэ-фа (1605–1645 гг.) — национальный герой Китая, министр, преданный династии Мин. Командовал китайскими войсками, оборонявшими осажденный врагами город Янчжоу, и мужественно погиб при падении города.

Но однажды налетела буря.

В учительскую вошел Юй Цзин-тан, по обыкновению часто моргая и хитро улыбаясь. Он пристально посмотрел на каждого из учителей, а потом, остановив взгляд на Линь Дао-цзин, многозначительно произнес:

— О-о, о-о… Вы слышали, что творится в Тяньцзине и Бэйпине! Хулиганы и студенты подают петиции, прекратили посещение занятий, собирают делегации, а некоторые помчались в Нанкин, чтобы устроить там демонстрацию… Затеяли игру! Это все коммунисты строят свои козни под предлогом борьбы против Японии! — Он вдруг нахмурился, поднял руку и разразился тирадой: — О-о, о-о! Разве это не безобразие? Разве этим можно спасти страну и разбить Японию? О-о, о-о… Обратите, пожалуйста, внимание. Председатель Совета [32] господин Чан Кай-ши уже отдал приказ о запрещении всякого сопротивления, а он знает, что делает!.. Да, вот еще что: я слышал, что в нашей школе ведется пропаганда за оказание сопротивления Японии! — Он шумно проглотил слюну и устремил взгляд на безмолвствующих учителей. Его красноватые глазки перебегали с одного лица на другое и, наконец, остановились снова на Линь Дао-цзин. — О-о, госпожа Линь, вы еще молоды, поэтому обратите на мои слова особое внимание! Что это за истории рассказываете вы своим ученикам? Если до начальства дойдет, что в нашей школе ведется красная пропаганда, то… то мне голову снимут.

32

Чан Кай-ши во время войны с Японией возглавлял Военный совет.

Учителя по-прежнему хранили молчание. Дао-цзин, помолчав мгновение, вдруг с гневом

посмотрела на Юй Цзин-тана:

— Господин директор, снимут вам голову или нет — меня это не касается. Китай в беде, и я китаянка! Вы хотите сказать, что я не имею права призывать к борьбе против японцев? Вы говорите, что пропаганду за сопротивление Японии ведут лишь красные? Я этого не знаю и действую так, как велит мне моя совесть!

Учителя окаменели от испуга. Эта обычно тихая, стеснительная и неразговорчивая учительница оказалась настолько смелой, что вступила в спор с директором школы!

Худое лицо Юй Цзин-тана потемнело, он даже перестал мигать. Он молча постоял несколько секунд, затем быстро повернулся и пошел к двери. На пороге Юй Цзин-тан обернулся. Поддергивая выше рукава, он холодно улыбнулся и прерывающимся голосом сказал:

— Этого я не знаю… Если вам что-нибудь непонятно… обратитесь к главе правительства — господину Чан Кай-ши.

— Можете не волноваться — студенты Пекинского университета давно уже отправились в Нанкин, чтобы обратиться к нему вместо меня! — бросила Дао-цзин в спину уходящему Юй Цзин-тану.

Из писем Юй Юн-цзэ она узнала, что многие студенты Пекинского университета, протестуя против проводимой правительством политики непротивления и против объявления района Цзиньчжоу [33] нейтральной зоной, отправились в Нанкин, чтобы устроить там демонстрацию протеста и подать петицию.

Юй Юн-цзэ писал, что он тоже хотел поехать в Нанкин, но не смог: неожиданно простудился и слег. Он сообщал также, что заместителем руководителя группы бэйпинских студентов, отправившихся в Нанкин, является шурин учителя Ли Чжи-тина — студент Лу Цзя-чуань.

33

Цзиньчжоу — город в Северо-Восточном Китае, расположенный на границе территории, оккупированной в то время японскими агрессорами.

«Лу Цзя-чуань?..» После разговора с директором школы Дао-цзин сидела в своей комнате и обдумывала все случившееся. Она хорошо помнила этого студента. «Странное совпадение, что именно он руководит студентами, устремившимися в Нанкин…» Она улыбнулась. Воспоминание об этом юноше разогнало ее уныние, и, взволнованная, она шепотом снова произнесла его имя.

Глава седьмая

Холодной и темной ночью по равнине, посеребренной лунным светом, стремительно мчался длинный железнодорожный состав. Было уже далеко за полночь, и большинство пассажиров под мерный стук колес уснуло. Но часть из них не спала: одни разговаривали, другие о чем-то горячо спорили, третьи, лежа на холодных полках, тихо пели.

Такую картину можно было видеть во всех вагонах этого поезда с не совсем обычными пассажирами — студентами бэйпинских высших учебных заведений, направлявшимися в Нанкин, чтобы провести демонстрацию против политики непротивления Японии и вручить правительству петицию.

В багажном вагоне, прицепленном в конце состава, и страшной тесноте ехало более двухсот студентов. Большинство из них спало. Лишь в тесном купе проводника тихо разговаривали трое молодых людей, освещенных слабым светом фонаря.

— Партия доверила нам очень трудное задание! Стоит нанкинскому правительству узнать, что мы проехали тысячи ли, чтобы устроить демонстрацию, оно поймет, что его угрозами пренебрегли, и применит террор.

Говорившего звали Ли Мэн-юй, он был вожаком ехавших и Нанкин студентов.

— Чего бояться?! — тихо стукнул кулаком по маленькому столику Ло Да-фан — крепкий парень с простым, открытым лицом. — Даже если многие из нас погибнут, наша кровь, так же как и кровь жертв «18 марта» [34] , разбудит народ, разбудит тех, кто еще крепко спит.

34

«Кровавые события 18 марта». — 18 марта 1926 года по приказу гоминдановского правительства в Пекине была расстреляна демонстрация протеста против обстрела японскими кораблями китайского приморского города Дагу.