Песнь молодости
Шрифт:
Он закрыл глаза и покачал головой. Из задумчивости его вывел странный гул с улицы, который донесся вдруг до темной тюремной камеры.
Все четыре студента вскочили и стали напряженно прислушиваться.
— Плохо слышно! Шум такой, словно ураган свирепствует!
— Войска, что ли, взбунтовались? — с сомнением произнес Ян Сюй.
— Может быть, это наши бэйпинские студенты повели демонстрантов к тюрьме? — воспрянул духом Сюй Нин.
«Долой!..», «Против!..» — Доносилось откуда-то издалека.
Тюрьма напряженно прислушивалась.
Все четверо припали к решетке окна. Небо было мрачное, темно-серое. Но уже в следующее мгновение им показалось, что оно вдруг посветлело.
— Против продажи правительством Трех Восточных провинций!
— Долой палача Гу Чжэн-луня!..
— Свободу арестованным бэйпинским студентам!
Словно могучий горный поток, проникал сквозь стены и решетки тюрьмы гул демонстрации, поднимая дух молодых узников и вселяя в них уверенность.
— Это, конечно, наши товарищи из Центрального университета! — радостно воскликнул худощавый У Хун-тао, бросив взгляд на Сюй Нина.
— Там есть и наши! — радостно ответил ему Сюй Нин.
Лу Цзя-чуань и Ян Сюй были старшими по возрасту и поэтому более опытными.
— Неужели действительно студенты пришли к тюрьме? — в их взглядах все еще было сомнение.
Судя по шуму голосов, толпа демонстрантов приблизилась к воротам штаба гарнизона.
Среди тюремной охраны началась паника.
Ян Сюй, дергая Сюй Нина за рукав, воскликнул:
— Смотри-ка, эти глупцы сняли со стены доску с названием тюрьмы и тащат ее по двору!
Узники толпились у окон.
Действительно, по главному проезду тюрьмы бегали из конца в конец офицеры и солдаты. Один солдат подхватил большую доску с названием тюрьмы и поспешно унес ее.
— Бегают, как бездомные собаки… — начал было Лу Цзя-чуань, но не договорил, так как снаружи послышались крики, заставившие их на мгновение замереть:
— На штурм, вперед!
— На штурм, на штурм!
— Освободим наших братьев из Пекинского университета!
Это были родные голоса. Сердца узников бешено забились; прижавшись лицами к решетке, они напряженно слушали:
— Долой японский империализм!..
— Долой продажное правительство!..
— Освободим наших братьев из Бэйпина!
Призывы становились все громче и громче. Удары в ворота, сливающиеся с криками демонстрантов, слышались все сильнее. Вдруг удары и крики на секунду смолкли: очевидно, демонстрантам удалось ворваться в первые ворота штаба гарнизона.
Электрическая лампочка в камере внезапно погасла. Штаб гарнизона и тюрьма погрузились во мрак.
На секунду крики демонстрантов смолкли, но стук прикладов и топот солдатских ботинок не прекращались. Обстановка в тюрьме накалялась, и казалось, что вот-вот раздадутся первые выстрелы.
Четверо юношей переглянулись и вытерли вспотевшие лбы.
Через мгновение снаружи опять послышались голоса:
— Почему еще
— Мы не можем сейчас дать удовлетворительный ответ на эти условия!
— Не можете! Тогда вперед! Мы сами их освободим!..
Послышались тяжелые удары по воротам.
Вслед за этим узники услышали, как по крыше тюрьмы прогрохотали колеса станковых пулеметов.
— Положение серьезное! Они, возможно, не остановятся перед применением оружия! — тихо сказал в темноте Ян Сюй.
— Да-а, положение серьезное, — поддакнул Лу Цзя-чуань, отойдя от окна и шагая по камере.
Он всеми силами пытался подавить волнение, старался хладнокровно проанализировать обстановку, с каждой минутой становившуюся все более и более напряженной. «Ведь если демонстранты будут продолжать попытки проникнуть внутрь тюрьмы, то может произойти кровавая трагедия, подобная событиям «18 марта». Как быть?» Он подумал о том, что студенты Пекинского университета, руководить которыми партия поручила ему, находятся сейчас в рядах штурмующих. Может ли он допустить, чтобы они жертвовали сейчас собой? Лу Цзя-чуань мучительно думал, что предпринять.
Крики демонстрантов становились все настойчивее:
— Вперед! Освободим братьев из Пекинского университета!
— У вас власть держится на пулях и штыках, но наша горячая кровь сильнее!
— Вперед! Вперед!..
Толпа демонстрантов подступила ко вторым воротам. Беспорядочные крики и шум все громче раздавались под мрачными тюремными сводами.
— Смотри! — Сюй Нин потянул Лу Цзя-чуаня к окну камеры: из него видна была казарма охранников.
При вспышках то гаснущих, то зажигавшихся вновь лампочек можно было разглядеть, как солдаты поспешно тащат на крышу ящики с патронами, заряжают винтовки, примыкают к ним штыки. Затем дула винтовок и пулеметов повернулись в сторону тюремных ворот.
Четверо узников, припав головами к решетке, с ужасом смотрели на эти приготовления.
Вдруг из-за двери донесся приглушенный шепот:
— Имеется приказ: если студенты сорвут третьи ворота, немедленно открывать по ним огонь!
Лу Цзя-чуань быстро обернулся к двери и увидел надзирателя, мелькнувшего за дверью.
— Кто это такой? — спросил он Ян Сюя.
— Один патриот…
При свете тусклой лампы широкое, круглое лицо Ян Сюя казалось необычно бледным.
В стену камеры опять постучали, и негромкий голос произнес:
— На крыше гарнизонного штаба несколько пулеметов, они нацелены на третьи ворота.
Подумав мгновение, Лу Цзя-чуань сказал:
— Брат Ян, обстановка требует от нас немедленного решения. Ты можешь переправить письмо к нашим товарищам? Для того чтобы избежать кровопролития и жертв, мы должны предложить им временно приостановить штурм тюрьмы. Что ты на это скажешь?
Подумав, Ян Сюй ответил:
— А это не соглашательство? Начали мы как тигры, а кончаем как змеи? Надо еще подумать!