Песнь об Ахилле

Миллер Мадлен

Я вижу, как он собирается с силами, готовясь к последней отчаянной атаке. Он начинает наступать, меч нацелен богу в голову. На долю мгновения Скамандр вынужден уклониться, чтобы избежать его. Это то мгновение, которое и требуется Ахиллу. Я вижу, как его мускулы напряжены для последнего, единственного удара. Он бросается вперед.

Впервые в жизни он недостаточно быстр. Бог упреждает его удар и с яростью отбрасывает его в сторону. Ахилл дрогнул. Всего лишь на долю мгновения потерял он равновесие, я даже не замечаю этого, но бог замечает. Он бросается вперед, в

ту самую долю мгновения, на которую Ахилл теряет равновесие. Дубинка описывается смертельную дугу.

Ему следовало быть внимательнее. И мне также. Эти ноги никогда не дрожат, ни разу, за все время что я его знал. Если уж что и допустит промах, то не они, не эти кости и напрягшиеся мышцы. Ахилл бросил наживку в виде человеческой ошибки, и бог заглотнул ее.

Бросившись вперед, Скамандр открылся, и меч Ахилла устремился туда. Рана расцвела в боку бога, и по водам реки снова побежали золотистые струи — сукровицы, что потекла из тела ее хозяина.

Скамандр не умрет. Но ему придется бежать прочь, изможденному и вымотанному, к горам, чтобы там, напитавшись водой от истока, восстановить силы. Он ныряет в воды реки и исчезает.

Лицо Ахилла покрыто потом, он дышит тяжело. Но не останавливается. — Гектор! — кричит он. И снова начинается охота.

Где-то боги шепчутся:

Он поразил одного из нас.

Что будет, если он нападет на город?

Трое еще не время пасть.

И я думаю — не бойтесь за Трою. Все что ему нужно — Гектор. Гектор и только Гектор. Когда Гектор умрет, он остановится.

* * *

У подножия высоких стен Трои есть роща, где растет священный кудрявый лавр. И там Гектор наконец остановился. Под сенью ветвей друг против друга стоят двое. Один, смуглый, ноги упираются в землю крепко, словно корни дерев. На нем позолоченный нагрудник и шлем, блестящие поножи. Мне они подходили вполне, но он крупнее меня и шире в плечах. У горла металл нагрудника отстает от кожи, оставляя зазор.

Лицо второго перекошено яростью почти до неузнаваемости. Одежда его все еще мокра после боя в реке. Он воздевает ясеневое древко копья.

Нет, умоляю я его. Свою собственную смерть он держит сейчас в руках, его собственная кровь прольется следом. Но он меня не слышит.

Гектор выглядит испуганным, но более бежать он не станет. — Обещай. Верни мое тело моей семье, когда убьешь меня.

— Какие могут быть договоренности меж львом и человеком? — задыхаясь от ярости, отвечает Ахилл. — Я убью тебя и сожру. — Наконечник его летящего копья в потемневшем небе сверкает как вечерняя звезда, он ударяет прямо в зазор у горла Гектора.

* * *

Ахилл возвращается в шатер, где лежит мое тело. Он весь красен, красен, ржаво-красен до самых локтей, колени, шея, словно он плавал в полостях человеческого сердца и едва-едва выплыл. Он волочет за собой тело Гектора, обвязанное кожаным ремешком за щиколотки. Аккуратно подстриженная борода троянца сейчас вся в грязи, лицо темно от крови и пыли. Его волокли за колесницей всю дорогу от троянских стен.

Цари Греции ожидают

его.

Сегодня твой триумф, Ахилл, — говорит Агамемнон. — Омой тело и отдохни, а после мы будем пировать в твою честь.

— Я не стану пировать, — он проталкивается меж них, волоча за собой Гектора.

* * *

— Хокуморос, — так называет его мать своим наимягчайшим голосом. «Краткосудьбинный». — Не станешь есть?

— Знаешь ведь, что не стану.

Она касается пальцами его щеки, словно для того, чтобы смахнуть кровь.

Он отшатывается. — Прекрати, — говорит он.

Ее лицо на миг застывает, так быстро, что он не успевает заметить. Когда она заговаривает снова, голос ее жесток.

— Время вернуть тело Гектора его семье для погребения. Ты убил его и отомстил. Довольно.

— Никогда не будет довольно, — говорит он.

* * *

Впервые с моей смерти он засыпает — тревожным, зыбким сном.

Ахилл, я не могу видеть как ты скорбишь.

Он вздрагивает во сне.

Дай покоя нам обоим. Сожги и погреби меня. Я буду ждать тебя среди теней. Я буду…

Но он уже просыпается. — Патрокл! Подожди! Я здесь!

Он трясет мое тело, лежащее подле него. Когда я не отвечаю, он снова рыдает.

* * *

Он поднимается на рассвете, чтоб проволочь тело Гектора вокруг троянских стен — чтобы все видели. То же самое он делает днем и вечером. Он не замечает, что греки отворачиваются от него. Он не видит, как поджимаются неодобрительно губы, когда он проходит мимо. Как долго это будет длиться?

Фетида ждет его в шатре, прямая и высокая будто язык пламени.

— Что тебе нужно? — он швыряет тело Гектора у дверей.

На ее щеках появляется след румянца — словно следы крови на мраморе. — Ты должен прекратить это. Аполлон в гневе. Он ищет отмщения.

— Пускай, — он встает на колени, откидывает прядки волос с моего лба. Я завернут в покрывала, чтобы заглушить неприятный запах.

— Ахилл, — она бросается к нему, берет его за подбородок. — Послушай меня. Ты зашел слишком далеко. Я не смогу больше защищать тебя.

Он вырывает от нее голову и оскаливается. — Я в этом не нуждаюсь.

Ее кожа сейчас бледнее, чем я когда либо видел. — Не будь глупцом. Лишь моя сила…

— И что это означает? — обрывает он ее, резко и хрипло. — Он мертв. Может твоя сила вернуть его?

— Нет, — сказала она. — Ничто не может.

Он встает. — Думаешь, я не вижу, как ты радуешься? Ты ненавидела его, я знаю. Всегда его ненавидела! Если бы ты не пошла к Зевсу, он был бы жив!

— Он смертный, — говорит она. — А смертные умирают.

— И я смертный! — вскрикивает Ахилл. — Чего стоят божества, если они не могут этого? Чего стоишь ты?

— Я знаю, что ты смертный, — говорит она. Кладет каждое слово, словно холодный кусочек мозаики. — Знаю лучше чем кто-либо. Я слишком надолго оставила тебя на Пелионе. Это тебя сгубило. — Она указывает на разорванную его одежду, на исчерченное следами слез лицо. — Это не мой сын.