Песнь ветра
Шрифт:
И он нехотя, с сытым кряхтением покинул кровать, беседуя сам с собой разными изысканными словесами. Пора привыкать, сударь мой, вот тут не навернитеся…
За завтраком он размышлял о будущем. Так ли нужен ему дом с садом? Действительно, что он там делать будет? Спать? А днем? Землю пахать? Овец пасти? Что он вообще умеет? Бегать он умеет, вернее убегать. Приворовывать, бродить, играть. Нет, играть не умеет, теперь в этом можно признаться со всей… трезвостью. А еще что? Да ладно, что умеет – хочет-то он чего?
И Тычок растерялся. Всю жизнь он умел только хотеть пожрать. И, разве что… нет, об этом не будем… пожрать. Зачастую лишь пожрать было
И Тычок решил отправиться на рынок. Но прежде пересчитал остатки наличности, и понял, что нужно снова идти играть. А так как играть с ним скоро никто не сядет, нужно найти перстню другое применение. Сразу напрашивалось: предсказания. Причем его предсказания будут первосортными, настоящими. Или можно пойти… стоп… кстати… а где настоящий хозяин перстня? Это ведь не просто побрякушка, хозяин наверняка носом землю роет в поисках нового удачливого пройдохи… то есть, его еще могут искать по окрестным селам. И как тут начинать новую жизнь? Как вести поиски предназначения? Нужно перебраться в другой город, вот что. И на рынок он не пойдет, целее будет. А про бывшего хозяина, может, перстенек поведает?
Знакомый зеленый туман. Он там же, где и в первый раз, только идет дальше по тракту, никуда не сворачивая. Недолго идет – под ногами попадаются темные пятна. Кровь, никак? Хижина. А, лавка какая-то. И за ней еще крыши – ха, вот он, хутор! Однако же веселье вмиг исчезло, когда на глаза попалось крыльцо лавки: на нем лежало скрюченное тело, протянувшееся рукой к двери, да так и застывшее. Одежды богатые, сапоги замшевые… понятно. И печально. Бывший хозяин его искать точно не будет. Уф, хорошо, что он свернул с тракта. А может и зря – сапоги знатные, эх…
В некоем послевкусии печальных раздумий Тычок расплатился с хозяином постоялого двора, отдав почти все деньги. Расспросил, куда отсюда люди попасть могут, поблагодарил и степенно вышел, незадачливо скребя в затылке. Поди разберись куда пойти. Две дороги и обе вдоль тракта, вперед и назад. Ну-ка…
Привычное марево. Он удаляется по дороге – по какой, прах побери!? По одной из дорог. Перепрыгивает наезженные телегами колеи, посматривает по сторонам. Поворот. Еще. Еще. Много поворотов, косогоры, буераки. Солнце да мошкара. На горизонте начинают проступать шпили большого города. И он же, удаляющийся по другой дороге. Те же разъезженные колеи, поворот… и его бывшие друзья с приснопамятными тумаками вылетают из близлежащего лесочка. Бум, бум – все как обычно.
Тычок выдохнул, невесть с чего потер скулу и задумался. Бесподобный расклад: поди туда – придешь в город, поди сюда – переломают кости. Или наоборот: там переломают, а здесь – еще подумают… По какой идти?! И где они вообще, дороги – в какой стороне? Беда с этой магической пакостью.
Он еще раз сжал кулак – недавно выяснилось, что второй сжимать необязательно – и выяснил: на первую дорогу нужно идти почти на солнце, через поля – мимо кузни. Определившись с направлением, Тычок заодно решил зайти и к кузнецу. Кузня вскоре и правда завиднелась перед самыми полями. Кузнец, черный, как демон, степенно мылся у бочки: с жесткой, кучерявой бороды капало, волосы блестели. Тычок торопливо повспоминал опять благородные слова,
– О, достойный кузнец, да не иссякнет жара… жар в твоих горнах, – пропел он, бочком подбираясь к мокрому страшному демону поближе и готовый задать стрекача в любой момент. Подходить было ой, как страшно. Еще пару дней назад он и на стрелище к такому не приблизился бы, но сегодня утром Тычок начал новую жизнь, и общение с кузнецом составляло ее неотъемлемую часть. Манеру же общения он предпочел выбрать ту, на которой изъяснялись купцы на рынке. Уж чего-чего, а ласковостей их – друг к другу – он наслушался сущую прорву.
Кузнец мрачно воззрился на тощее вертлявое недоразумение с серебряным перстнем на пальце. Подумал, крякнул.
– И тебе легкой дороги, путник, – подозрительно пробасил он, —какого… эмм… чего надоть?
– Меня беспокоит один вопрос, славный муж мой. Для чего живут люди? Вот вы, например, – Тычок проникновенно заглянул демону в глаза и, не выдержав ничтожной дистанции, на всякий случай отошел подальше.
Кузнец крякнул еще раз, чуть более угрожающе. А потом еще. Молчание затягивалось и это кузнецу нравилось все меньше, это отчетливо читалось на его лице. От Тычка не укрылось, что демон, мало-помалу зверея, засопел носом, а руки его, упершиеся в бока, ненароком сжались в пудовые кулачищи.
– А шел бы ты… добрый путник, своей дорогой, – сформулировал наконец кузнец. Тычок радостно закивал и, так же бочком, непрерывно кланяясь и косясь назад, посеменил от греха подальше. Что же, не всегда получается с первого раза, но главное ведь начать, а там и пристроим наши умения должным образом.
Деревню он покинул без приключений, видимо, основной торговый люд валом шел в Трастмор, да и обчищенные болваны ждали его там же. А, стало быть, хвала Творцу и перстню, он пойдет по менее людной дороге. Тычок справедливо полагал, что оно и к лучшему.
Итак, его ждал Коллвинд – а по пути туда еще нужно разжиться монетами. Ведь это не составит труда – лишь бы нашлись жадные, плохо бегающие, азартные жертвы. Да, пока приходится добывать деньги не очень честно – но ведь они пойдут на благое дело. Да, он еще не решил, на какое – но ведь он начал новую жизнь, встал на путь созидания. Неужели он не заслужил малого прибытка за свои потуги? Вперед, благородный сударь мой – нас ждут великие дела.
Однако совесть, в кои-то веки проснувшаяся в обновленном сознании, то и дело язвила сомнением: мол, ты, сударь мой, как был пройдохой, так им и остался. Приходилось ее урезонивать и увещевать: сие ненадолго: не сразу Коллвинд строился. Первые блины всегда комом – вот дай срок, доберусь до города, а там… Но совесть, как ей и свойственно, не верила в его посулы ни на йоту.
Перед самым городом, когда ныряющая со взгорка на взгорок дорога давно уже слилась с имперским трактом, потянулись по обеим сторонам пашни, харчевни и многочисленные жилые дома, на небольшом взгорке Тычок заприметил длинноволосого тощего парня с лютней. Менестрель, голь перекатная, такой же бродяга, как и он сам. Правда, видом и одежонкой побогаче, и в штиблетах с загнутыми носами. Жует чего-то… подойти? Этот точно драться не будет, а может, и присоветует чего дельного.
Свернув с дороги к лютнисту, Тычок по неискоренимой привычке следил за лицом нового собеседника. Приветливость царила на том лучезарном лице, приветливость и благолепие. Вот с такими людьми общаться гораздо приятнее, не правда ли, сударь? Дак несомненно. Однако вслух первым заговорил менестрель: