Песнь ветра
Шрифт:
– Слушай внимательно, сын степей, – процедила хозяйка, все так же убийственно смотря на закрытую входную дверь. – У бродяги есть серебряное кольцо. Если ты принесешь его мне, твой народ будет прощен. Ты понял?
Тако встретил пронизывающий взор хозяйки очередным поклоном, чуть более почтительным, нежели обычно. Поклонившись, он направился к двери.
Я не слишком огорчусь, если все, кто был здесь недавно, ненароком сгинут, – услышал он у самой двери. Помедлив мгновение, он снова чуть склонил голову и вышел.
Тычок плохо помнил, как он очутился здесь, в чисто прибранной,
Мысли шевелились вяло и все в одну сторону. Чудом ноги унес, а мог бы и не унести. Не, хватит с него подвигов: как оклемаюсь – в игорный дом да к молодке под бочок, счасливить… но не к этой. Она ему, почитай, жизнь спасла, с ней как-то… под бочок не ложилось. Вот ее он точно хотел осчастливить, только не знал как.
Странно, что та хозяйка на него наплевала. Он ей дело испортил, народ смутил, на чисту воду вывел – а ей все трын-трава. Не затеяла бы чего… подлого. Очень не хотелось сжимать кулак, но Тычок сжал. И не зря – за домом следила какая-то темная фигура: то ли сама хозяйка, то ли ее костолом. Понятно. Мстить пришли. После видения перед глазами заплясали круги, будто на солнце поглядел. Тычок охватил руками разъезжающуюся в разные стороны голову, снова замутило. Он глубоко подышал и закрыл глаза.
Череп трещал невыносимо. Раскрылась дверь, вошла спасительница с подносом, а с ней седенький дядька. Дядька оказался лекарем, осмотрел Тычка со всех сторон, зашил голову, забинтовал, прописал пиявок, мед на ночь, да ушел. Молодая леди, изваянием застывшая на скамейке в углу комнаты, смотрела на него с такой отчаянной надеждой, что Тычку стало неловко.
– Спасибо вам, – невнятно пробурчал он, так как от каждого слова в черепе будто кто дул на раскаленную головню.
– Вам лучше?
Тычок аккуратно мотнул головой.
– Все плывет.
Девушка встала:
– В таком случае я навещу вас завтра. Вот ваш ужин, отдыхайте.
– Благодарю, леди. Надеюсь, завтра я смогу… соображать внятно. У вас тут… лиходей за забором, то ли по мою душу, то ли по вашу.
Леди недобро усмехнулась:
– В самом деле? Ну, пусть попробует сунуться. Добрых снов.
Девушка вышла. Тычок попробовал какую-то молочную болтушку с подноса, его снова замутило, но он сделал над собой усилие и осилил еще пяток ложек. На прочее и смотреть не стал, откинулся боком на подушку. О, Творец, вот хапнул горя… от добрых дел одно расстройство. Но все же к досаде, примешивалась изрядная гордость: он помог людям, леди, вон, очаровал… хотя и белке понятно: ей не он нужен, а перстень. Предсказание. Сидит, как на иголках, в глазах мука. Ну что же, очухаюсь – помогу, мне не жалко. А сейчас надо заснуть.
Но заснул он нескоро.
Наутро Тычку
У нее пропал отец, четыре года назад. Впрочем, длинные отлучки были привычным для него делом – он все что-то искал, высчитывал, раскапывал и вечно рыскал по всему миру. И не зря – из путешествий он привозил порой целое состояние: например, этот пансион построен именно на привезенные деньги. Но последний раз он как уехал, так и не возвратился, хотя год назад написал, что вот-вот отправится в путь. Она ищет его уже полгода и визит к предсказательнице до сих пор расценивает как великую глупость, уже от полнейшего и безысходного отчаянья. Но глупость, как выясняется, счастливую. Не может ли благородный и прозорливый господин Тычок разузнать что-либо о его нелегкой судьбе?
Благородный Тычок смог. А как смог, так и лишился дара речи. Там, у предсказательницы, он не посмел лезть в ее благородные дела, простолюдинами ограничился. А тут пришлось, и нате вам. Тот богатый мертвый дядька на крыльце, бывший хозяин перстня. Так и не дотянувшийся до входной двери – как раз и оказался ее отцом. Тычок скрипнул зубами, в голове проснулась вчерашняя боль.
– Он мертв, леди. Я сожалею. Еще третьего дня он был жив. Его похоронят сегодня на хуторе, отсюда… не очень далеко.
Конечно, леди Айна прослезилась. Впрочем, ненадолго – видимо, и сама чувствовала, понимала. Отерев слезы, она решительно встала.
– Если мы поедем в карете, вы сможете перенести дорогу?
Тычок внутренне охнул. В карете он не ездил ни разу в жизни. К кому же он попал?
– Смогу.
– Или нет – расскажите, как выглядит тот хутор.
– Я бы предпочел ехать с вами. У меня еще есть, что сказать… я скажу по дороге.
Леди Айна пристально и беспокойно посмотрела на Тычка, ее скулы обозначились резче и будто окаменели.
– Хорошо, – проговорила она. – Выезжаем через полчаса, одежду вам принесут.
– Не забудьте про охрану.
Она снова настороженно заглянула ему в глаза и вышла.
Вскоре Тычка проводили в другую комнату, и он увидел свою новую одежду. Бесподобную, богатую. Роскошную. Никогда он такой не носил, и испытывал сейчас полнейшую неловкость. Ну да, не будет же госпожа ехать в карете с оборванцем. О, Творец, дай силы. Ехать он собирался со всей определенностью, и, буде его сейчас выставят за дверь, побежит на своих двоих как миленький. В том доме, на крыльце которого три дня назад лежал покойник, жила – или работала – та самая рыжая бестия. Девка без имени, со странной смесью жизни и отчаянья в глазах. В последнем видении именно она омывала и готовила труп к погребению.
Тычок оделся и почувствовал, что перстень тоже стал другим. Подняв руку, бывший бродяга долго смотрел на свои пальцы со странным выражением лица. Перстень снова стал золотым, с зеленым переливчатым камнем. Все возвращается на круги своя, и цену за то порой приходится платить немалую.
Выйдя к карете, Тычок уважительно глянул на двух жилистых лучников на запятках, после чего взобрался и сел, куда ему было велено. Напротив, села леди Айна, переодетая в платье, куда менее роскошное, чем у своего попутчика. Тычок ощутил себя попугаем, сидящим на одной ветке с орлицей. Эта мысль уязвила его, но он ничем себя не выдал. Экипаж тронулся.