Песнь ветра
Шрифт:
Они быстро доплыли до берега, Най высадился, поболтал с ребятишками, и попросил познакомить Эссиля с его родителями.
Секунд через десять перед компанией опустилась стая пегасов – именно в таком количестве, чтоб хватило всем, кроме Ная с мальчиком.
– Вы же купаться хотели! – рассмеялся Эссиль, наблюдая, как рассаживаются на коней друзья. Те растерянно поулыбались и улетели куда-то вправо, вскоре скрывшись из глаз. Най недоуменно смотрел им вслед. Что это с ними? Будь он в их шкуре, так угнездился в лодку и отправился бы путешествовать. Пегасов на изображениях Острова он насмотрелся немерено, а вот лодки не видел ни одной. Впрочем, летать наверняка им интересней, нежели плавать – а здесь,
Они пошли пешком – идти было недалеко, а Най попросил показать, как тут живут местные люди. Когда пляж опустел, лодка, небрежно вытянутая на берег, стала пропадать. Вскоре от нее не осталась и следа, в том числе и глубокой борозды на песке. Затем плавно начал оседать и песчаный замок.
Отец Эссиля, Маркус, встретил гостя приветливо и повел его туда, где стояли пустые дома. Мальчик, доведя Ная до дома, опять куда-то усвистал, и сыщик без обиняков смог разузнать у его отца, что тут творится со временем. Вернее, не смог – Маркус совершенно не понимал задаваемых ему вопросов. Какие картины, какие двести лет, вы, о чем? Если хотите остаться на острове – живите, а не хотите – отправляйтесь восвояси. Жизнь тут прекрасная и безбедная, свежий воздух, море… Будто забота о собственном здоровье беспокоила Ная в первую очередь.
Когда они шли обратно, у нового островитянина по позвоночнику снова пополз липкий холодок. Теперь возникла перед глазами картина «Друзья». Равно как и доселе, узнавались то там, то сям остальные полотна с панорамами острова. Най с неизбежностью сумасшествия увидел ту же группу детей, с Эссилем; те же пальмы на заднем плане; те же постройки вдалеке. Сыщик только сейчас начал понимать, куда попал: островитяне, похоже, из века в век проживали один и тот же день – и именно этим объяснялось их бессмертие. Дети не росли, взрослые – не старели. Они и понятия не имели, что такое «вчера» и «завтра». Что такое смена времен года или даже погоды. У каждого из них был счастливейший день в их жизни, и именно его они проживали из века в век. А у Ная… у него ведь была еще какая-то жизнь. Другая… Пришлось напрячь память – контора, работа, заказы… О, покровительница! Что тут творится с памятью? Остров так манил его когда-то, а теперь кроме острова он почти ничего уже и не помнит – лишь тени прошлого, никчемные и пустые. Остров все же околдовал его – Най с трудом сосредоточился и поймал себя на мысли: с первой минуты на этом проклятом острове его тянет растянуться на теплом песке и задремать, забыться в уютной неге умиротворения. Стать добрым, великодушным и безотказным. Мечта достигнута, не нужно больше никуда спешить, создавать, бороться. Впереди – сладкое, ощутимое счастье. Вечное и ежесекундное.
Волевым усилием он сбросил липкую патоку расслабленности – что делать? Бежать? А зачем? Разве не для этого он сюда стремился? Что его держит в Архипелаге? Память? На что она ему? Да, он человек действия – так можно и не сомневаться, что действия ему тут обеспечат ровно столько, сколько и нужно для полного удовлетворения. Бежать… Ради чего?.. Мысли вязли в гибельном песке умиротворенной, покойной нирваны. Зачем возвращаться, зачем?.. Что ему там, среди людей?..
И вдруг он понял. Додумался, вспомнил. Чтобы не потерять себя, вот зачем. Терять себя он не хотел, и ради этого мог помучиться неудовлетворенностью. Жаждой хлеба насущного и нередко ускользающей из-под носа Фортуной. Мольбам покровительнице и страхом, что в этот раз его не услышат. Вечным бегом по кругу вдоль стремнины, и неизбежно – к смерти. Он рано сюда пришел, вот что. Сюда нужно приходить умирать, а не жить.
Он вымученно улыбнулся и потрепал по вихрам подбежавшего Эссиля:
– Не, ребята, я поселюсь у вас, но не сегодня. Мне пора назад.
– Как скажешь,
– Есть, Маркус. Конечно, я не откажу тебе. На обратный путь мне понадобятся силы. Но как я попаду обратно?
– Любой пегас с легкостью донесет тебя куда пожелаешь. Пойдем, сегодня ты наш гость.
Они пошли обратно к дому. Эссиль снова упорхнул к друзьям, и отец его разъяснил, что голодным его сын тут точно не останется, пусть добрый Най не беспокоится. Маркус заинтересовался причинами скорого отъезда, и Най с охотой решил разъяснить гостеприимному хозяину что тут к чему. Начать он решил с описания своей жизни на Архипелаге – это, как он полагал, также заставит его самого не забыть за вялотекущей беседой и то, ради чего он решил вернуться.
Дома они встретили Илату, мать Эссиля, и проговорили почти до вечера. Непринужденный поначалу разговор перерос в бесконечный диспут – даже поняв всю бесцельность своей жизни, хозяева убеждали гостя, что только так и стоит жить. Трудиться – и тут же получать плоды своего труда. Мечтать – и обретать недостижимое, любить – и быть любимыми. Разве не для счастья живет любой человек? Не для удовольствия, не для удовлетворения своих потребностей?
Най в конце концов убедился – беспамятным людям не понять, что получение недостижимого тем слаще, чем дольше длятся попытки этого достичь. Не понять, что такое преодоление жизненных обстоятельств, разочарований; что такое рост и взросление собственного ребенка; Най испугался потерять себя, достигшего каких-то важных результатов, а для островитян достижение результатов являлось не целью, а приятным побочным эффектом самого существования. Под конец, озлобившись, он гаркнул так, что хозяева опешили:
– Да поймите же вы наконец, добрые и великодушные бессмертные – вы знаете, как устроена жизнь, а сын ваш – не знает, так как еще не вырос! Любой ребенок мечтает повзрослеть, а ему даже такое понятие неизвестно! Он переглядывается с девчонкой и не понимает в чем дело! И даже если поймет – наутро он все забудет, как и вы все, тут существующие!!!
Хозяева, побледнев, смотрели не на говорившего, а ему за спину. Най оглянулся. В дверном проеме стоял Эссиль, а в глазах его сиял нехороший блеск. В руках мальчик сжимал огромную раковину, обвитую водорослями.
Эссиль в гробовой тишине подошел к смутившемуся Наю и тихо спросил:
– Ты можешь взять меня с собой?
Такого упрямого человеческого лица Най не видел ни на одной картине. Да и не мог видеть. Он угрюмо скосил взгляд на его родителей, и увидел, как Илата твердо покачала головой. Най опустил голову.
– Иди спать Эссиль, – мягко обронила мать. – Наш гость сам не понимает, как и для чего мы живем. Я утром объясню тебе, если захочешь.
В этот момент Най понял, что никогда сюда не вернется. Среди этих людей ему места нет. Он слышал, как Эссиль вздохнул и отправился вон из комнаты.
– Твой пегас готов, – поднялся Маркус. – Пойдем, я провожу тебя, чужеземец.
Най на ватных ногах поднялся и побрел вслед за хозяином. Постепенно он приободрился – гори оно все черным пламенем, у него есть своя жизнь, и жить ее нужно там, среди людей. А бессмертные пусть существуют здесь так, как привыкли. Они непробиваемы. Но вот пацана Наю было жалко.
Их догнала Илата и с криком набросилась на Ная. Оказалось, Эссиль исчез. И он, и его верный Аркун. И даже его огромная раковина. Маркус принялся успокаивать жену и заверять, что их сыну ничего не грозит, где бы тот не находился. Боги его любят и не оставят одного.