Песня ветра. Ветер перемен
Шрифт:
Поскрипывали половицы палубы над их головами под ногами матросов, насвистывал в снастях восточный ветер, едва слышно вода плескала в толстые борта корабля, отступая прочь с шипением и тихим смехом. И больше не было слышно ничего: ни одной мысли в голове Рады, ни единого отголоска эмоции. Только эти огромные, бездонные, доверчивые глаза, открытые ей, будто окна в прохладное раннее утро, в котором мелкими капельками опадает на ветви деревьев туман, и слышно, как где-то далеко глухо падают на землю спелые тяжелые яблоки, и ветвь дерева со вздохом облегчения распрямляется, подставляя
– Я… - Рада поняла, что просто не знает, как продолжить. Она не знала, что говорить, и все слова казались глупыми, пустыми, совершенно неважными, такими плоскими по сравнению с тем, что она чувствовала. – Лиара, я…
Серебристые звезды в ее глазах стали еще ярче. Они кружились там, будто хвостатые кометы, они танцевали, как ночные светляки над ониксово-темной водой. Разве бывает на свете такая красота, господи? Рада сглотнула, когда ладонь Лиары с ее затылка медленно сползла по ее щеке и мягко огладила ее кожу, плавно-плавно очертила линию ее скул и челюсти. Глаза Лиары настойчиво смотрели прямо в ее сердце, они просили, они требовали, они ждали чего-то.
– Я так соскучилась по тебе!.. – вдруг выдохнула Рада, не в силах больше сдерживать все это внутри себя, даже не думая, не подбирая слова, а просто то, что шептало ей сердце. – Я так соскучилась по твоим глазам, по твоей улыбке, по каждой крохотной кучеряшке на твоей голове! – глаза Лиары становились все глубже, и в них распускалось, расцветало что-то такое невыносимо теплое, такое нежное и мягкое, что в горле застрял горячий комок слез, и глаза защипало. – Тебя не было со мной так давно, боги, так давно! Целую вечность!..
– Я тоже!.. – ладонь искорки на щеке Рады чуть заметно задрожала. – Я только и думала, что о тебе, молилась за тебя, просила за тебя! – Голос ее тоже срывался, и Раду пронзило насквозь что-то чистое и горячее, когда Лиара едва слышно закончила: - Знаешь, как когда дети обнимают так искренне и крепко и шепчут: «сильно-сильно!»
Господи, боги пресветлые, да неужели же она говорит, что?!..
– Да!
– хрипло выдохнула Рада, и руки сами потянулись к ее лицу, осторожно обхватили его в ладони, а пальцы зарылись в теплый шелк ее волос. – Да, так сильно!..
Лиара медленно открыла глаза, и Рада поняла, что голова кружится, буквально ходуном ходит, и ноги под ней подкашиваются. Все внутри нее раскрылось, обнажилось, и на вытянутых руках Рада сейчас подносила ей свою душу и свое сердце. Просто скажи ей! Скажи ей! Сейчас!..
– Лиара, я… - начала Рада, но тут по трапу на нижнюю палубу загрохотали чьи-то шаги, и это золотое, бесценное, такое чистое отступило прочь, сворачиваясь внутри нее до срока.
В глазах искорки отразилась почти что физическая боль, и громкий голос Улыбашки окликнул их:
– Ну что, вы наговорились? Давайте на свежий воздух! Ей подышать надо, а не сидеть в этом тухлом сарае!
Прямо сейчас Рада готова была попросту убить Улыбашку, буквально на месте ее расшибить в лепешку, но только сделала над собой усилие и, не оборачиваясь, прикрикнула через плечо:
– Идем!
Со стороны лестницы раздалось сконфуженное
– Улыбашка права, тебе нужно подышать! Давай я помогу тебе?
– Спасибо, - почти прошептала искорка. Раде почудилось, что она с трудом сдерживает слезы. – А то у меня совсем сил нет, я даже встать не смогу.
– Иди-ка сюда, - Рада аккуратно нагнулась и очень бережно подхватила ее на руки.
Теплые руки обхватили ее за плечи, а сама Лиара прижалась к ней, уткнувшись лицом куда-то в грудь. Рада не удержалась и прикрыла глаза, всей собой вдыхая теплый запах ее волос, пропитанных солью, ветром, солнцем. Казалось, она всегда пахла солнцем, словно его отколовшийся лучик, одному ему ведомым образом заблудившийся на земле в густом сплетении полевых трав.
Искорка была легонькая, будто перышко, и тонкая, как былка. Аккуратно прижимая ее к себе, Рада медленно поднялась по трапу на верхнюю палубу. Холодный ветер с моря сразу же ударил в лицо, взъерошил волосы, освежил разгоряченную голову. Небо все еще было затянуто однообразно серой пеленой туч, из которых моросил мелкий-мелкий дождь, но Раде все равно показалось, что вокруг стало как-то светлее.
Боги, я ведь почти сказала ей! Почти! Рада даже не знала, что чувствует от этого: разочарование, радость, гнев или облегчение. Чувств было так много, и так яростно они мешались в ней, что разобраться в этом пучке было просто невозможно. Но одно чувство было огромным и всеобъемлющим: нежность, невероятная, пронзающая все тело одним ослепительным лучом нежность, лишающая сил и при этом делающая Раду непобедимой.
Я обещаю тебе, моя искорка, у нас еще будет время. Наше время. И я скажу тебе. Не здесь, не на забитом людьми корабле, не в вонючем затхлом трюме, а где-нибудь, где не будет никого больше, кроме нас с тобой, и этой невыразимой, невероятной нежности.
Но самое главное она для себя уже поняла, и ничего важнее этого не было. Они обе поняли, сплетенные, соединенные воедино, пропитанные друг другом в той золотой тишине и нежности. Искреннее этого просто ничего не могло быть, и Рада знала, что Лиара чувствует точно то же самое, знала так четко, словно они слились воедино и читали чувства друг друга в собственной груди. Разве возможно такое, Великая Мать? А впрочем, почему и нет? Ты столько уже чудес мне показала, что почему бы не чувствовать мне ее, как саму себя, почему бы не носить в себе это золотое эхо ее чувств?
Раде было так легко, что впору начинать танцевать на месте, кружиться, подбрасывая ее маленькую девочку, ее золотую искорку, к самому солнцу, туда, откуда она так дурашливо откололась, свалившись Раде на голову сплетенной из солнечной пыли. И теперь нужно было просто дождаться того времени, что будет только для них двоих, времени, когда они смогут поговорить. Только теперь Рада больше не боялась ничего.
Лиара подняла на нее глаза, щурясь от слишком яркого для нее света и свежего ветра. Рада подмигнула ей и поцеловала в самый кончик носа, заставив ту дрогнуть всем телом и удивленно распахнуть свои штормовые глазищи.