Песня ветра. За Семью Преградами

ВолкСафо

Внутри у Рады вдруг распустился смех, и она поняла, что не в состоянии сдержать растягивающую губы улыбку.

– Потому что булочка кажется нам чересчур простой по сравнению с величием Милости? – тихо проговорила она, чувствуя себя одновременно полной идиоткой и при этом самым счастливым существом на свете. – Потому что наши собственные мозги не позволяют нам понять, что это – одно и то же?

– Вооот! – довольно протянула Эрис, с гордостью в глазах разглядывая их с искоркой. – А говорите, что ничего не понимаете. Нет ничего в мире, кроме Великой Мани, нет вообще ничего, кроме Нее. Мы все твердим это, будто какую-то заученную считалочку, но при этом даже не понимаем смысла этих слов. Мы даже не верим в них. Потому что чудо обязательно должно быть обставлено разноцветными фейерверками, песнями и плясками, а вера в Богинь – это всегда таинство и что-то невероятно странное, потустороннее, тонкое. То, что доступно лишь немногим.

Или то, чего ты не можешь потрогать и почувствовать, а значит – его и нет вовсе. Не то, что булочки.

– Я всю жизнь так и рассуждала. Что их нет, потому что никто не мог доказать мне, что они есть, - едва слышно пробормотала Рада, во все глаза глядя на Эрис. Она ведь и сама была почти что ходячим божеством. Сила Небесных Сестер наполняла ее и заставляла ее тело физически светиться, как и тело Великой Царицы. И при этом Эрис разговаривала с ними, совершенно обычная земная женщина, сидящая у стола собственного дома и попивающая чай. Мог ли существовать пример нагляднее?

– Естественно, - кивнула Держащая Щит. – Все так думают, потому что Небесные Сестры не могут быть связаны с болезнью, грязью, тьмой. Когда мы делаем все наши маленькие постыдные вещи, когда мы храним свои не слишком приятные секреты, да когда мы просто моем полы или стираем грязные носки – разве может все это быть связано с верой? Разве может быть в этом Великая Мани?

– Так вот, что вы делаете здесь! – едва не вскричала искорка. Глаза ее были широко распахнуты, и она пожирала взглядом Держащую Щит. – Вы строите город Великой Мани! Место, в котором Она – все и везде! Она в работе, в детях, в людях, в воздухе, во всем! Поэтому здесь столько силы, поэтому все буквально состоит из Нее!

– Совершенно верно, Светозарная, - удовлетворенно кивнула Эрис, глядя на нее. Она часто заморгала, словно припоминая, и неторопливо принялась рассказывать. – Для меня всегда это было самой основной проблемой, не дающей мне покоя. Я чувствовала силу в себе, я умела ворочать энергиями, управлять сознанием окружающего мира. Но этого было недостаточно, потому что оставалось вот это. – Эрис вытянула руку и пощипала собственную кожу на предплечье, покрытую алой татуировкой огня. – Гимны Богиням, молитвы, очищение перед Ними – все это отлично, но что дальше? Даже крылья, самое явное доказательство Их существования, даже они – недостаточны. Неужели все, сотворенное Ими, существует только для этого? Чтобы рано или поздно закончиться, умереть, уснуть, раствориться и родиться вновь? Но это же глупо!

– А разве не так происходит все в мире? – удивленно заморгала искорка, глядя на Эрис. – Все живет в вечном круговороте. Весна сменяет зиму и наоборот, все живое умирает и возрождается вновь и вновь…

– Да, но разве это имеет смысл? – взгляд Эрис стал насмешливо-задумчивым. – Даже мы трое, мы бессмертны, мы никогда не умрем своей смертью, нас не трогают болезни, не сведет в могилу старость. Но насколько же это бессмертие хрупко! Стоит простому куску стали пропороть нашу плоть, и все! Мы будем точно так же разлагаться, как труп какой-нибудь вороны у обочины дороги. Тогда где же бессмертие?

Она отхлебнула чаю, чтобы смягчить горло. Рада смотрела на нее во все глаза, боясь даже дышать, чтобы не прервать поток мыслей Держащей Щит. Все, что говорила Эрис, смутно предчувствовалось, продумывалось самой Радой. Но одно дело – самому до чего-то додуматься, ведь это может быть и вовсе неверным, и другое дело – услышать подтверждение своих мыслей в словах кого-то несравнимо более мудрого, чем ты сам. Или эта такая же глупость, как булочка и энергия Великой Мани?

– Все умирает и возрождается в вечном круге жизни, - вновь принялась рассуждать Эрис. – Но разве это конечная цель существования? И в чем эта цель? В том, чтобы рождались народы все более красивые и мудрые, чем предыдущие? В том, чтобы они уничтожали своих предшественников и на обломках их цивилизаций строили свое будущее? Ведь по сути-то, все одно. Ничем не отличалась империя Короля Солнца и его война с Сети’Агоном от того, что происходит сейчас. И люди умирали точно также, и небо было таким же синим, и хлеб имел тот же самый вкус. Так в чем же цель? В том чтобы мы также и дрались друг с другом бесконечно, в том, чтобы сильный пожирал слабого? Что это за мир тогда? Неужели тот, кто его создавал, был таким идиотом, чтобы просто отвернуться от своего творения, махнуть рукой да и бросить его в таком виде, чтобы гребли сами, как хотели?

– Это ты нам расскажи, Держащая Щит, - Рада ощутила, что голос ее слегка осип, а в груди дрожит и дрожит, звенит натянутой тетивой золото. – Мы затем сюда и пришли, чтобы узнать это.

– Полагаю, так и есть, - улыбнулась ей в ответ Эрис. Взгляд ее вновь стал далеким и отрешенным. – Итак, что представляет собой мир? Надо ведь начать с самого простого и для начала оглядеться. У нас есть стихии, которыми, по сути, управлять невозможно. Ветра, дождь и огонь.

Есть времена года, что сменяют друг друга, и невозможно остановить путь солнца по небосводу. Сколько бы мы ни пытались задержать его, оно все равно встает по своему собственному расписанию и времени. Все это – объективные законы бытия, с которыми никто из нас ничего сделать не может, однако они работают, и это просто факт. Следующий уровень – уже земля, горы и камни. Они совсем твердые, инертные, они не движутся и просто… лежат, - Эрис пожала плечами с улыбкой, не сумев подобрать более подходящего слова. – Они есть, и мы можем их потрогать, но и с ними мы ничего не можем сделать, не так ли? О, мы можем вскопать землю, можем засадить ее хлебом, который вырастет, но по сути-то изменить не сможем. Не сможем заставить исчезнуть горы или сдвинуть их с места, превратить их в моря по одному мановению руки. Как и булочка, эти горы и земля – объективный факт. Однако они тоже подвержены смерти, но не в том же смысле, что и все остальное в мире. Они разрушаются со временем сами по себе, пусть этот временной промежуток и может быть огромен. Но в их разрушении заложена и потенция для будущего существования: так из рассыпавшегося в пыль камня получается земля, а земля способна дать жизнь растениям.

Рада кивала, слушая Держащую Щит и поглядывая на сидящую рядом искорку. Лицо той вытянулось, глаза не отрывались от Эрис, она будто всем своим телом ловила каждое слетающее с ее губ слово.

– Дальше – растения. Они уже живые, они могут дышать, они растут, они размножаются и умирают. И все-таки жизнь в них еще не настолько развита, она еще в зачаточной форме, и говоря о них, мы признаем, что они живые, но при этом не считаем их равными нам. Даже не считаем их равными животным. А ведь животные уже очень сильно отличаются от них, так же кардинально, как сами растения отличаются от камня. А вот мы от животных отличаемся все-таки не настолько сильно. И если разобраться, что нас отличает от них? Мы можем двигаться по собственной воле, мы размножаемся, питаемся, умираем. Единственное отличие нас от животных – это способность осознавать себя и осуществлять свободный выбор между возможностями, что нам предоставляет жизнь. И подытожим: на одном из полюсов у нас бесчувственная материя в виде камня, на другом – мыслящее существо, способное чувствовать, думать, осязать. Что это означает?

Рада только молча покачала головой, понимая, что ничего не может ответить Держащей Щит. Слишком уж хорошо та говорила, отвечая на все вопросы, что могла бы задать Рада, и даже на те, которые смутно бродили в ее голове, так и не сформировавшись в слова.

– Это означает, - продолжила Эрис, - что жизнь – это постепенное развертывание духа в материи от самой тупой формы недвижимого инертного камня, к формам более мягким, более гибким – растениям, животным, наконец, существу мыслящему в лице человека. Развертывание это происходит постепенно, но неуклонно, мир движется в своем развитии вперед, и мы – далеко не конечная ступень. Значит, следующим этапом прогресса станет существо, в коем дух проявлен в еще большей степени, чем в нынешнем человеке. Тот, в котором дух и материя станут едины.

– Я видела это!.. – Слова сами сорвались с губ, и только потом Рада услышала собственный голос. Взгляд Эрис обратился к ней, и в нем была мягкая понимающая улыбка. И еще что-то: пытливость, будто Держащая Щит вглядывалась в самое сердце Рады, в самую ее суть, выискивая там что-то, ведомое одной лишь ей. – Я чувствовала это состояние, когда мы проходили через Землю Огня. – Рада часто заморгала, усиленно припоминая и пытаясь передать его словами как можно точнее. – Гибкая непрерывность. Одно единственное неразделимое нечто, в котором весь мир стал единым, и он же двигался вперед, как… как… - на этом ее слова закончились.

– Как течет река, - тихонько добавила искорка, накрывая ладонь Рады, лежащую на столе, своей и нежно улыбаясь ей. – Как ветра несут облака вперед. Только иначе, сильнее, осознаннее.

– Да, таким и будет это новое творение, именно этого мы и пытаемся добиться, - Эрис кивнула так буднично, словно речь шла о распашке земли или постройке нового сарая.

– Но разве это можно сделать вот так, самому? – с недоверием взглянула на нее Рада. – Как это вообще возможно?

– Мы начинали с разницы между живыми существами, - отозвалась Эрис таким тоном, словно ждала этого вопроса. – Говорить следует о человеке и животном, о различии между ними. Животное лишь подчиняется течению энергии в нем, оно живет ровно так, как для него предрекла Великая Мани. Оно меняется тогда, когда меняется окружающая среда, приспосабливаясь к ее законам, но не по своей воле, а потому, что вынуждено. Человек же отличается свободой выбора и возможностью понять эти взаимосвязи, понять, как устроен мир. А раз так, то он по своей же воле может и содействовать собственному развитию, реализации божественного замысла на земле. Мы – как бутоны цветов, которые однажды распустятся. Нам нужно лишь захотеть это сделать.